и они тонули во мраке. На стенах, сколько хватало глаз, было аккуратно и заботливо развешено самое разнообразное холодное оружие – многочисленные шпаги, рапиры, палаши, сабли. Виднелись даже казацкие шашки. Русские бердыши, янычарские ятаганы, копья, тяжелые двуручные мечи, испанские кинжалы и наваррские стилеты, японские катаны. Похоже, здесь было собрано оружие всех эпох и всех народов. Но в остальном обстановка была довольно аскетичной.
Меж ним и его vis-a-via стоял низкий стол, покрытый черной парчовой скатертью, на котором едва умещалась шахматная доска с очень красивыми резными фигурами. Под ногами лежал ковер из шкуры леопарда. Пожалуй, это и все, не считая двух кресел, в которых собственно они и сидели. Да, был еще один небольшой столик, уставленный всевозможными пузатыми бутылками, опутанными паутиной и внушающими благоговение своей бросающейся в глаза стариной. Бутылки перемежались тяжеловесными, хрустальными, на высоких ножках, бокалами различной степени чистоты, словно здесь побывала веселая компания a-la Шляпа с Зайцем, достаточно долго перемещавшаяся по кругу, пачкая посуду и привычно игнорируя обязанности по ее мытью.
«Замечательно… Из одного романа мы переместились в другой», – шевельнулась мысль, напоминая, что он еще жив. – «Скорее не так. Из одного сна я попал в другой», – он догадался, к кому его привела незабвенная близняшка утренней знакомой. И это был не карточный король. – «Ай да Белый Кролик, ай да сукин сын!».
Дело было вечером, гм, делать было нечего… Оставалось только достойно встретить новый поворот сюжета в этом грустном и не смешном «кино». Что он и попытался сделать, выдавив из себя, как можно точнее, цитату:
– Я думаю, что за эту шахматную партию, многие журналы отдали бы свой годовой гонорар… Его собеседник громко рассмеялся, демонстрируя свои великолепные зубы:
– Браво! У Вас хорошая память. И оригинальное чувство юмора, – едва заметная усмешка. – Что ж, я рад этому. Раз Вы не против, то, пожалуй, начнем. Или Вы желаете прежде немного подкрепиться?
Высоко поднятая бровь над левым, слегка прищуренным зеленым глазом, в то время как правый, бездонно черный оставался абсолютно холодным, показывала на столик:
– Не стесняйтесь. Там есть напитки, которые Вы при всех, допустимых человеческих возможностях, пробовать никак не могли. Если желаете – сигару, настоящая гавана.
Японцы были не дураки. Последовав их принципу – не терять лицо в любых обстоятельствах, а впрочем, что еще ему оставалось, при таком раскладе, он как можно более невозмутимо взял одну из плетеных бутылок и наполнил с трудом выуженный из тесноты себе подобных наиболее чистый бокал.
Вино на самом деле превосходило все, что ему приходилось пробовать до этого. С удовольствием, выпив его до дна, он еще минуту наслаждался сладко-горьким и одновременно терпким послевкусием источника истины (in vinous verities!), сделанного, судя по всему, в начале нашей эры, после чего перешел к следующему успокаивающему средству.
Аккуратно вынув из хьюмидора сигару, он