невестами. Когда понимает, что он нужен для удачного оформления быта, то побалуется, а потом выгоняет, как собаку и долго пьет. Тогда для мужиков в поселке лафа наступает, ведь каждый второй две недели за счет Гоши «здоровье поправляет».
Гошин двор отлично просматривается с полисадника: Гоша то в бани исчезал, то в доме.
– Веник запарил! – прокричал во всю силу. – Идите!
Сестры собрали банные принадлежности, взяли тазики и потопали навстречу томным запахам чистилища.
Гоша стоял у бани, улыбался, а лицо будто перекошено.
– Что такое? Травмировался? – спросила Эльвира, близко приблизившись.
– Да, вот, вас звал – звал, мошкам задание дал – вас поторопить, в вашу сторону погнал, а они, туды – сюды, в меня вцепились.
После бани Гоша подобрел и повеселел, пригласил на шашлыки. Эльвира увидела посредине двора на кирпичах дырявое ведро вверх дном, от шампуров сверху лежащих, так маняще пахло. Гоша не скрывал радости, что надолго застрял в женской компании. Елена, оглядывая просторы с высоты Гошиного двора, сплошь в богатой зелени кустарников, раскинув руки, то и дело запевала:
– Лондон—Париж, голуби вверх, блики крыш, Старый бульвар и на деревьях пожар… Сколько времечка, господа хорошие?
– Только еще два часа ночи! – с неудовольствием ответил Гоша.
Эльвира проснулась от скрипа ступеньки на крыльце. Снова скрип, а затем последовал осторожный предупредительный стук в дверь. Она прислушалась, припоминая: все ли двери закрывала ночью, когда они с сестрой вернулись в дом. Снова скрип ступеньки, но уже требовательный стук в дверь. Она встала. Елена голоса не подала – спокойно спала в другой комнате. Брезжил рассвет; он, осторожно проскальзывая сквозь узкие щели задернутых оконных штор, помогал просыпаться в поселке неуемным работягам.
Эльвира не стала зажигать на кухне свет, она это никогда не делала, боясь привлечь внимания вечно ищущей приключений хулиганистой братии. Босыми ногами ступая, прошла в сени, опираясь одной рукой о гладь бревенчатой стены дома, остановилась у дверей, приглушенным голосом спросила: – Кто там? Ответа не последовало. Помолчав, уже суровым голосом спросила: – Кому не спиться? – и снова не услышала ответа.
Обе сестры проснулись ближе к полудню, когда солнце настырно требовало внимания. Полдник скромный: оладьи со сметаной и квас. Сидели, пересмеиваясь и уплетая оладьи, вспоминали банную вечеринку.
– Поставим прошедшему выходному дню жирную пятерку! – Елена нарисовала восклицательный знак в воздухе между собой и Эльвирой, бодрая и довольная взошла на крыльцо, лучше бы, конечно, в палисадник вышла – было бы все иначе.
Свежий ветерок в лицо и как тут не распахнуть объятия шелковой синей кофты для встречи с солнечным летним днем и не запеть:
– Лондон—Париж, голуби вверх, блики крыш, Старый бульвар и на деревьях пожар…
Проходивший мимо коренастый черноволосый мужик, будто ненароком приостановился у калитки и, перебивая