вечером тринадцатого ноября, в убийстве гражданки Грейс Уинг без особого предписания, в собственноручной казни двенадцати протестующих на Баталла-сквер в день…
Его голос то звучит, то пропадает в шуме внутри головы. Я опираюсь на подлокотник кресла, медленно выдыхаю, пытаюсь усмирить головокружение, чтобы не упасть. Виновен. Томас признан виновным в убийстве моего брата и матери Дэя. Руки трясутся.
– …и приговаривается к высшей мере наказания посредством расстрела через два дня в семнадцать часов ноль минут. Коммандер Наташа Джеймсон из восьмого подразделения Лос-Анджелесской патрульной службы, Американская Республика признает вас виновной…
Голос Андена переходит в монотонное неразборчивое гудение. Все вокруг словно замедляется, я будто живу слишком быстро для всего происходящего, оставляя мир позади.
Год назад я стояла неподалеку от Баталла-Холла в другом зале судебных заседаний и вместе с огромной толпой смотрела, как судья выносит точно такой же приговор Дэю. Дэй сегодня жив, он в Республике знаменитость. Я открываю глаза. Губы коммандера Джеймсон плотно сжаты – она выслушивает смертный приговор, который зачитывает Анден. У Томаса бесстрастный вид. Так ли он спокоен на самом деле? Я слишком далеко от него стою, чтобы сказать наверняка, но его брови трагически сведены. Напоминаю себе, что должна бы испытывать удовлетворение. И Дэй, и я должны бы радоваться: Томас убил Метиаса. Он без колебаний хладнокровно застрелил мать Дэя.
Но теперь зал суда исчезает, и я вижу перед собой мальчишку, каким был Томас, когда он, Метиас и я ели свинину с соевыми бобами в теплом буфете на первом этаже, а вокруг хлестал дождь. Я помню, как Томас показал мне первый выданный ему на службе пистолет. Я даже помню, как Метиас однажды привел меня на дневную тренировку. Мне исполнилось двенадцать, и я уже неделю отучилась в Дрейке – каким невинным все тогда казалось. Метиас забрал меня сразу же после занятий, и мы направились в сектор Танагаси, где он обучал своих патрульных. Я до сих пор ощущаю тепло солнечных лучей на своих волосах, все еще вижу взлет накидки Метиаса, сверкание его серебристых эполет, слышу мерный стук его начищенных ботинок по бетону. Я уселась в углу скамейки, включила компьютер, чтобы почитать (или сделать вид, что читаю), а Метиас построил своих подчиненных на смотр. Он останавливался перед каждым солдатом, указывал на недостатки в форме.
– Кадет Рин! – гавкнул он на одного из новеньких.
Солдат подпрыгнул, услышав стальные нотки в голосе моего брата, и, когда Метиас ткнул пальцем в единственную медаль на мундире солдата, стыдливо опустил голову.
– Если бы я так носил мою медаль, коммандер Джеймсон разжаловала бы меня. Вы хотите, чтобы вас уволили из патрульной службы?
– Н-нет, сэр, – заикаясь, проговорил кадет.
Метиас завел за спину руку в перчатке и пошел дальше. Он отчитал еще трех солдат и наконец дошел до Томаса, который стоял по стойке «смирно» почти в самом конце шеренги. Метиас оглядел его форму придирчивым