повернулся к своему жеребцу, и в этот момент во двор вышел Бриан Фицконт. Он заторопился к ним с крайне озабоченным лицом. Поклонившись Аделизе, Бриан выпрямился.
– Госпожа, я только что узнал от короля новости об императрице. Как это ужасно!
Его беспокойство кое-что напомнило Аделизе.
– Действительно, печальное известие, – согласилась она. – Вы хотели что-то сказать мне, милорд?
Ее тон был мягок, но в нем слышалось предупреждение. До свадьбы Матильды Аделиза иногда замечала, что между падчерицей и Брианом существует некая связь. Ничего явного, конечно, и ни разу не нарушили они правил приличия, тем не менее связь чувствовалась – что-то вроде мимолетного дуновения.
Бриан отступил на шаг и кивнул:
– Зная ваше доброе сердце, я прошу вас о милости: передайте императрице мои наилучшие пожелания и скажите ей, что я молюсь о ней.
– Мы все о ней молимся, – ответила королева, – но ваши слова я передам ей. – Она подобрала поводья. – Господин Д’Обиньи, я готова.
Вильгельм знаком скомандовал кавалькаде трогаться, и Аделиза все внимание направила на свою кобылу, так что больше не видела и не слышала Бриана Фицконта. Положение критическое и без того, чтобы искать осложнений.
Глава 13
Руан, сентябрь 1129 года
Увидев Матильду, Аделиза пришла в ужас.
Лицо падчерицы было расцвечено фиолетовыми и желтыми пятнами заживающих синяков, передвигалась она со скованностью и медлительностью старухи. Однако в ее глазах светился яростный вызов, и королева Англии припомнила однажды виденную ею дикую кошку, которую загнали в угол и которая, несмотря на страх и боль, продолжала сопротивляться.
– О, моя милая! – Все еще в накидке и сапогах для верховой езды, мачеха пересекла комнату и обняла Матильду. – Что же с вами было?
Падчерица напряглась в ее объятиях и тихо ойкнула, и тогда Аделиза отступила.
– Что-то не так?
– Ребра… – поморщилась Матильда. – Они еще не зажили.
– Ребра? – Аделиза смотрела на нее с возрастающей тревогой.
Матильда пожала плечами:
– Им досталось не больше, чем остальным частям моего тела.
Ее мачеха потеряла дар речи. У нее не укладывалось в голове, что Жоффруа Анжуйский мог сделать такое с Матильдой, тем не менее доказательство у нее перед глазами. И она не могла не чувствовать себя виноватой: ведь по просьбе Генриха старательно уговаривала падчерицу согласиться на брак.
– О, дорогая моя, – повторила она, и слезы полились по ее щекам.
Глаза Матильды оставались сухими.
– Догадываюсь, что вас прислал ко мне мой отец – хочет, чтобы вы образумили меня.
Она жестом пригласила мачеху садиться и сама опустилась на подбитую шкурами скамью, пристроив рядом трость с рукояткой из полированного агата. Слуги принесли душистой воды, чтобы Аделиза вымыла с дороги руки. С королевы сняли сапоги и надели ей на ноги изящные вышитые туфли. Ей поднесли вино и маленькие