в потолок. Тишина вновь заполнила комнату, но теперь она казалась мягкой, почти уютной.
– Как думаешь, у нас получится? – вдруг спросила она, и оттого её голос звучал немного отстранённо. – Думаешь, есть шанс?
Данила долго молчал, обдумывая её слова.
– Не знаю, – честно ответил он. – Но я знаю одно: мы будем бороться. До конца. Потому что у нас нет другого выбора.
Она кивнула. Её лицо оставалось серьёзным, но в её глазах появилась слабая искра надежды. Медленно, как будто не до конца осознавая, что делает, она протянула руку и нашла его ладонь. Их пальцы легко переплелись. Этот простой, почти невесомый жест говорил больше, чем любые слова, и потому они снова замолчали.
Но теперь их тишина была пропитана теплом, словно обещанием того, что, несмотря на хаос вокруг, несмотря на рушащийся мир, они не одиноки. В этот момент, в этом доме, они были вместе.
Мила сжала его пальцы чуть сильнее, будто боялась, что он исчезнет, если она отпустит руку. Её дыхание стало глубже, а голос, когда она снова заговорила, был тихим, но пропитан отчаянной честностью, которую Данила никогда прежде не слышал.
– Знаешь, что самое странное? – начала она, не отрывая взгляда от потолка. – Я всегда думала, что одна. Даже когда вокруг были люди – семья, друзья, знакомые, университет… Всё равно была одна. Сама по себе, в своей голове.
Она замолчала на мгновение, пытаясь подобрать нужные слова.
– А теперь, когда весь мир просто рушится, впервые я чувствую, что это не так.
Она повернула голову к нему. В её взгляде читался животный страх, смешанный с растерянностью.
– Это пугает больше всего, Даня. Потому что я не знаю, что делать с этим чувством. Будто я нашла что—то, что не хочу терять. А в этом мире ты теряешь всё.
Данила молчал, хмурясь. Её слова задели что—то внутри него. Что—то, что он сам пока не мог до конца осознать. Он медленно приподнялся на локте, наклонившись ближе к её лицу.
– Ты не потеряешь, – просто сказал он. Его голос был твёрдым, но искренним, без тени фальши. – Я не знаю, что будет дальше. Мы можем умереть завтра, через неделю или даже прямо сейчас. Но пока я здесь, пока ты здесь, это наше время. И никто не сможет этого отнять.
Мила улыбнулась, но её улыбка была горькой.
– Ты говоришь так, будто можешь остановить червей или смерть, – сказала она, но в её голосе звучала не насмешка, а нежность.
– Я не могу, – признал Данила, качая головой. – Но я могу бороться. Ради тебя. Ради нас. Думаю, это лучшее, что я могу сделать.
Она долго смотрела на него. В её глазах мелькнула тень уважения, смешанная с болью и тем страхом, который она так тщательно скрывала. Наконец, она снова откинулась на подушку и закрыла глаза.
– Ты знаешь, что делаешь, Даня? – спросила она, её голос стал тише, почти шёпотом.
Он тоже лёг обратно, устремив уверенный взгляд в потолок.
– Нет, – честно ответил он. – Но я разберусь.
Мила ничего не ответила, но её рука осталась в его ладони. Её тепло проникало в него,