на теоретическом поле), то второй лишен конфронтационности: здесь у каждой политэкономии своя научно-практическая сфера (т.е. в принципе может, и, думается, должен быть поставлен вопрос о сотрудничестве).
Органически синтезировать две политэкономии в одну невозможно в силу принципиального различия предмета: все такого рода попытки приходится признать ненаучно-утопическими [см.:29]13. Но их, образно говоря, неорганический синтез – в смысле использования разнокачественных теоретических результатов обоих наук, несводимых в единую политико-экономическую теорию, – представляется и возможным, и необходимым. Только он, думается, сулит перспективу преодолеть серьезные проблемы современного этапа мирового развития, увидеть контуры качественно новой модели этого развития – уже не в черно-белой проекции, как раньше (в дихотомии «план или рынок», «частная собственность или общественная), а в действительно переходной реальности. Для этого нужны обе политэкономии и четкое понимание того, за какую сторону социально-экономической жизни общества каждая из них отвечает.
Рыночная экономика сильна тотальной самововлеченностью субъектов в процесс хозяйственной жизни, нацеливая их только, как им кажется, на эффективные действия. Но исходящая отсюда рациональная активность людей отправляется от стихийно формирующейся и к тому же многоголосой информации, которая поэтому противоречива, приходит с опозданием, переменчива и политически уязвима. Сам рынок при этом ни в одном из своих проявлений в каждый данный момент не подает ложных сигналов: все они истинны, правдивы по своему происхождению, даже если имеет место манипулирование рынком. Фундаментальная рыночная неопределенность феномен не рынка, который всегда таков, каков он есть, а устойчивое состояние знаний о нем ввиду указанных выше причин. В таких условиях сам того не желая, эффективный субъект (государство, собственник, менеджер и т. п.), не имея возможность контролировать ход технического, научного и экономического развития всегда рискует и нередко обрекается быть неэффективным, после чего он начинает новый поход за «птицей счастья», повторяя весь цикл.
Границы, через которые «экономикс» перешагнуть ныне не может, несмотря на всю силу ума ее создателей, целиком определяется тем, что он исчерпал возможность развития экономической теории на базе субъективного подхода, разработав до артистического уровня те аксиомы, которые из него вытекают. Предельная полезность как ведущий принцип этой науки закономерно породила предел ее полезности, поскольку рамки теоретической и практической значимости «экономикс» задаются обращением к исследованию лишь внешне данных форм, а значит уже свершившихся фактов, в которых «погашен» тот действительный подводящий к ним процесс, без учета которого явление не может быть вполне адекватно понято.
Достоинства рыночной системы