убить», чисто одним ударом кулака по голове. – Мне сказано, вы приставлены наблюдателем.
– Все верно, – кивнул я, мысленно поморщившись.
Ну вот, моя деятельность ни для кого не секрет. Наверное, ничего противозаконного я не увижу. Может, это и к лучшему?
– И еще вот, сказано – передать, – протянул он мне какие-то корочки.
Я с удивлением взял протянутый документ и прочитал его. «Сотрудник особых поручений» – было вписано в графе должность и моя фамилия. Следом Лагушкин протянул мне бумагу, в которой было написано о присвоении мне временно полномочий сотрудника ОГПУ, но с прямым подчинением товарищу Сталину. Из-под юрисдикции главы ОГПУ меня эта бумажка вывела, при этом наделив правом вникать в дела структуры. Вообще отлично!
Только после этого мы спустились вниз и сели в автомобиль. Машина была рассчитана на четыре человека, и в ней нас ждал водитель. Меня усадили на переднее сидение, а сам Лагушкин уселся сзади. Думаю, подозреваемый, на чье задержание мы едем, сядет рядом с ним.
Так и получилось. Проехав полгорода, мы остановились около трехэтажного дома, бывшего доходника, и я вместе с агентом поднялся на второй этаж. Парень уверенно забарабанил в дверь, сверившись с бумажкой, которая лежала в его нагрудном кармане.
– Кто там? – раздался испуганный детский голосок.
– Откройте, ОГПУ! – напористо сказал Лагушкин.
С той стороны ойкнули, и я услышал топот детских ног. Через пару минут дверь открылась и на нас посмотрела испуганная женщина лет сорока.
– Смолин Петр Фомич здесь проживает? – не дай ей и рта раскрыть Лагушкин.
– З-здесь, – запнувшись, кивнула женщина.
– Где он?
– Так… на работе, – со страхом в голосе прошептала она.
Лагушкин видимо ей не поверил и уверенно зашел в квартиру, отодвинув женщину плечом. За ней стоял мальчик лет семи, в глазах испуг, судорожно мнет в руках какой-то листок. Присмотревшись, я понял, что когда-то это был «самолетик».
Смолин нашелся в квартире. Прятался в шкафу. Лагушкин нашел его, бесцеремонно обшаривая весь дом, а когда нашел – вытащил и заломил ему руки за спину.
– Вы задержаны, – заявил он ему и потянул на выход.
– За что? – только и сумел пропищать от боли в конечностях мужчина.
На фоне ОГПУшника он сам выглядел ребенком – не высокого роста, даже ниже меня, интеллигентное лицо, впалая грудь.
– За распространение контрреволюционных идей, – веско заявил Лагушкин и, больше не слушая мужика, потащил его на выход.
Я пока не вмешивался, лишь молча записал себе в чистую тетрадь, что никакого документа, где было бы написано – по какой статье и на каком основании проведено задержание, у сотрудника ОГПУ не было. Или было, но он ее не предъявил, несмотря на просьбу задержанного.
Приехали мы в Бутырскую тюрьму. На всем пути Смолин трясся от страха. Его колотила нервная дрожь, а взгляд метался от Лагушкина ко мне, а после на водителя. Он даже попытался заговорить со мной, но получил тычок от агента в бок