во сне пытается за что-то ухватиться.
Господи, как я была счастлива в этот момент! До сих пор помнила, как отваливались руки от бесконечных, а главное, бесплодных укачиваний, как разрывалось от страданий сердце, как душило меня чувство беспомощности и безысходности.
Я не хотела обратно в тот ад. Чудо. То, что случилось со мной и Молли, иначе назвать было нельзя. Настоящее выстраданное чудо.
И неважно, что за него приходилось платить. Все в этом мире имело цену.
Зыбкое ощущение радости сохранялось все утро. Пока Молли спала. Пока я кормила ее из бутылочки смесью, а потом показывала малышке небольшую комнатку, которую нам выделили на базе. Окон здесь не было, зато были кровати: одна – взрослая, одноместная, с лаконичным деревянным изголовьем, вторая – детская на колесиках, с мультяшными зайчиками на постельном белье. Эту веселую простынку я захватила с собой из дома, как и одеяльце, как и мягкие розовые бортики, чтобы Молли не ушиблась во сне о твердые боковины кровати. Дочкины вещи были единственным ярким пятном в стерильной белизне нашей спальни. Белыми стенами, простыми линиями, даже запахом комната напоминала больничную палату.
Мое хрупкое душевное равновесие было нарушено после обеда, когда в наш с Молли счастливый мирок на двоих ворвалась тень. Лысый пришел напомнить о моих обязанностях.
– Призрак согласился вживить под кожу чип, который станет его контролировать. Мы пытались сделать это, когда он был в животном обличье, но безуспешно. Инородное тело отторгалось. Возможно, получится в человеческом. Еще мы собираемся сделать пару тестов.
– А я вам зачем?
Как же не хотелось уходить от Молли, высовываться из своей раковины!
– Мотивирующий фактор. Эти тесты, – лысый подвигал губами, словно давая себе время аккуратнее подобрать слова. – Не совсем приятные.
Ясно. От дурного предчувствия руки покрылись гусиной кожей.
В коридоре уже стояла женщина, готовая присмотреть за Молли в мое отсутствие. Забавно, но я не знала ее имени, как не знала имени и должности лысого. Ни тот, ни другая мне не представились.
– Няня, – ответила девица, когда при первой встрече я спросила, как ее зовут.
– Зачем тебе знать? – буркнул лысый на тот же самый вопрос.
– Надо же мне как-то к вам обращаться, – растерялась я тогда.
– Не надо. Я сам буду к тебе обращаться.
У женщины, которой я каждый раз отдавала Молли, было суровое лицо с кривым шрамом у виска, широкие ладони и наколки, которые она старательно прятала под длинными рукавами водолазки. Она выглядела на тридцать пять, загорелая, с продубленной кожей, с короткой, почти мужской стрижкой. Военная, переодетая в гражданскую, – я раскусила ее маскарад.
– А эти тесты, – спросила я у лысого по дороге, – ну, о которых вы говорили. Они психологические?
Мне почему-то представилось, как Призрак, этот гигантский мускулистый блондин, сидит на маленьком стульчике перед тщедушным мужичком в белом халате, а тот, как в фильмах, показывает ему картинки с черными кляксами, на которых пациент