ничтожных клочков земли под ногами, которую принято называть политикой, меркнут, выглядят глупыми и нелепыми.
Кажется, скандинавы в своих легендах рассказывали о вселенском древе, которое растёт сквозь нижние и средние миры, обращая свою могучую крону к самому Асгарду. Теперь я увидел, что на этом древе мне уготовано место чахлого листочка, дрожащего под порывами даже лёгкого ветра. Мой высокий титул – ничто, моё имя – тлен. И, как нелепо, что я позволил себе поверить, что представляю собой нечто большее.
О финальной пробе не будет знать даже Барклай. Мудрец наверняка занял в иных краях достойное место, которое он желал и, которое так скрупулёзно подготавливал. Моё же последнее путешествие начнётся почти спонтанно. Случайный собеседник в провинциальном трактире оказался бегущим от прежней жизни бретёром. Он теперь уже, наверное, на полпути в сибирскую деревушку, готовый примерить на себя роль странника с таинственным прошлым. Боюсь, его южный выговор и неистребимые малороссийские словечки не позволят даже идиоту всерьёз заподозрить в нём пропавшего императора, но идея Багратиони будет исполнена в масштабах ещё больших, чем он мог предположить.
Мне же предстоит привыкнуть к честному ремеслу и кроткой жизни. Моё английское седло чрезвычайно неудобно, поэтому я хочу попробовать выделывать кожу. Так что, при должном усердии, быть может, вскорости я смогу ездить верхом с комфортом.
Листки рукописи аккуратно умещаются в камине между чуть занявшимися берёзовыми чурками. Я доверяю огню свою последнюю тайну. В ином мире я начну всё сначала, и, кто знает, может, однажды Древнейший примет меня в свои безграничные владения.
Глава 1. Роковой вечер
Я любил зимнюю Москву. Покрытые уютным снегом улицы старинного города прочно сплелись в моём сознании с ощущениями детской свободы и непосредственности. Мостовые над застывшей водой, по которым меня водила, держа за руку, бабушка; лавка пирожника на Солянке, где продавали, наверное, самые вкусные в мире булочки с корицей; мечтательные лица гимназисток с Тверской… Эти образы, пожалуй, навсегда останутся со мной как воспоминания счастливых дней, проведённых в этом городе, когда я жил там в детстве, и, когда в годы юности меня с друзьями-лицеистами отправляли в Москву на зиму, «чтоб жирок завязался», как непременно напутствовал нас урядник Тимофей Архипович. Сейчас забавно вспоминать, как этот розовощёкий добряк почтенных лет, прошедший турецкую войну, выхлопотал у нашего начальства добро на московские каникулы для особенно усердных в учёбе школяров. Усердия, правда, мы не проявляли, но Архипыч верил в нас каким-то чувством предвидения и всегда выгораживал своих шельмецов перед строгими педагогами и наставниками.
– Москву познать надо, – говаривал Тимофей Архипович, – а Питер успеете. Что там, сто лет городу… Вот Москва – дело другое. Тут чувствовать надо.
И мы кутались в солдатские шинели, слушая мудрого старика, а потом томились в ожидании, когда же наступит этот час, кончатся экзамены,