там – поймешь сам,
вдохнув порошок радости,
выпив стакан тоски.
Люди-медведи
Люди-медведи
выявляют зверей,
что спрятаны в других людях,
«Никто не знает своего зверя,—
говорят они,
– и нечего строить прогнозы.
Так в мечтающем о внутреннем тигре
живёт обычная крыса,
а тот, кто мнит себя волком
может оказаться овцой».
Люди-медведи
садятся напротив,
покачивают мохнатыми головами,
спрашивают о мышах и птицах,
об аисте, танцующем судьбу,
о воробье, трепещущем крыльями в сердце,
я выговариваюсь до пустоты,
последние слова вытряхиваю в их лапы:
скажите, зачем вам всё это,
эти медвежьи маски?
«Мы уже вышли из чужой шкуры, —
отвечает один из медведей, —
перешли красную черту,
мы разбудили в себе зверя
выпустили его на волю,
нет ничего истинней
наших клыков и шерсти.
Хочешь, можешь меня погладить
или почесать за ухом,
всякому медведю это приятно».
Берроуз в магазине
Берроуз заходит в лабаз:
на полках —
ни пива, ни вина, ни водки,
лишь продухция фабрики
новой духовности.
– Что это за лавочка? – спрашивает Берроуз.
– Это магазин твоего имени,
– отвечает продавщица, вся в пирсинге и фенечках, —
ещё имени Джона Леннона,
также имени всех хипей на свете,
здесь нет места ненависти и насилию,
хочешь послушать песню о цветах и любви,
а если стошнит, то мы вытрем.
Пан Твардовский и Кант
– Насчет звёздного неба,
ты, пожалуй, прав, —
говорит пан Твардовский Канту, —
сегодня, Манек, фирменное небо
и луна в перигее,
так что давай, собирайся:
у меня на Луне есть кратер,
вполне пригодный для вечеринки,
возьмём Еву, Марту, Агнешку,
заправим корабль водкой,
к чёрту твой категорический императив,
и метафизические подгузники,
ты же свой парень!
– Вот поэтому я и останусь,
– Кант ему отвечает, —
ведь кто-то должен работать,
должен останавливать мгновения,
здесь они столь же прекрасны,
как на твоей Луне.
Человек и крокодил
Человек сталкивает крокодила с мостков в реку:
«Не место тебе здесь, где женщины по утрам
полощут бельё,
а место твоё
там где тиной облепленный бегемот
по телевизору снова идёт».
Потреблять уже скучно,
приобретать надоело,
изобретать нечего,
последний террорист едет в трамвае
его сердце готово взорваться,
говорят, оно полно любви к человечеству,
но я такого не знаю.
На