V, мой родной дед Генрих VII сражались и рисковали своей жизнью. Я сделала еще один глубокий вдох, собираясь с силами:
– Да, телом я – слабая и немощная женщина, но у меня сердце и мужество короля, к тому же короля Англии, и душа моя полнится негодованием при одной мысли о том, что герцог Пармский или любой другой правитель Европы посмеет вторгнуться в пределы моего королевства.
Толпа разразилась громким криком, разнесшимся, точно раскат грома. Когда он наконец затих, я провозгласила:
– И более того, я заявляю, что сама буду сражаться с оружием в руках; я стану вашим генералом и вашим судией и вознагражу каждого за доблесть на поле боя!
На сей раз рев толпы был столь оглушительным, что последующие мои слова, сулящие им награды и призывающие во всем подчиняться Лестеру, моему генерал-лейтенанту, совершенно в нем утонули. Слышен оказался лишь самый конец фразы: «Мы скоро одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа». И тут толпа необъяснимым образом совершенно стихла.
В наступившей тишине, которая защитным коконом окружила меня, я с колотящимся сердцем поехала вниз по склону холма, и людское море передо мной вдруг расплылось.
Я не сняла латы даже после того, как солдат распустили по своим палаткам. В офицерском шатре меня с невнятными восклицаниями окружила группа взволнованных военачальников. Один за другим они опускались передо мной на колени, выражая свое почтение. Их обыкновенно зычные голоса были непривычно тихи, а у некоторых в глазах стояли слезы. Неужто никто так и не нарушит эти чары? Мне казалось, я не смогу вздохнуть как простая смертная до тех пор, пока кто-нибудь не сделает этого.
– Троекратное «ура» ее величеству, благородной правительнице лучше всякого короля! – наконец воскликнул Джек Норрис.
Остальные подхватили его слова – зазвенели бокалы, и мы вновь вернулись на землю.
Лестер стоял рядом и смотрел на меня с таким выражением, как будто впервые увидел.
– Я знаком с вами с самого детства, – произнес он вполголоса. – Но теперь я понимаю, что никогда не смогу узнать вас всецело. Того, что услышал сегодня, я никогда даже и вообразить себе не мог. – Он взял мою руку и, склонившись над ней, поцеловал. – Никто из свидетелей не забудет этого до самой смерти. И я прикажу записать ваши слова, чтобы все могли насладиться ими во всей их полноте.
– Сегодня и ваш день, друг мой, брат мой. Я безмерно благодарна вам за то, что разделили со мной этот наивысший миг.
Господь, не давший нам иной жизни вместе, кроме как на публике, увенчал ее сегодняшним мгновением торжества и позволил нам разделить его. Наши глаза встретились и сказали друг другу больше, чем любые жалкие слова. Этот неповторимый и незабываемый миг навеки скрепил нашу духовную связь длиною в жизнь.
Подали закуски и напитки, но у меня не было аппетита. Смогу ли я когда-нибудь вновь испытать голод? Что, если обожание и полное доверие моих подданных напитали и насытили все мои потребности?