поворачивается и обходит вокруг меня, потом останавливается и открывает рот:
– Что такое?
Я читаю слова по сигналам – пульсирующему свету, исходящему от ее миндалин.
– А что такое? – переспрашиваю я, преувеличенно артикулируя, чтобы девушка смогла прочитать по губам.
– Ты напряжен.
– Почему ты так считаешь?
– Я могла бы утопить крысу в токсичных отходах – партнер для танца из нее получился бы лучше.
Мои щеки вспыхивают:
– Не думал, что было настолько плохо.
Она негодующе пожимает плечами:
– Ты был неуклюжим и медлительным, не попадал в ритм даже больше, чем обычно. Разумом ты находился где-то еще – по крайней мере, я на это надеюсь, потому что либо так, либо ты… – Она запинается, нащупывая слово, и, в конце концов, подбирает характеристику на своем родном языке: что-то вроде «ярко потухший в размышлениях».
– Слабоумный, – фыркнув, перевожу я. – Спасибо.
Электра садится рядом со мной. На мгновение замирает, и ее свет почти гаснет, тогда девушка обвивает меня рукой, поглаживая плечо обжигающими подушечками пальцев. Она тянет меня, чтобы я посмотрел ей в лицо.
– Можешь поговорить со мной, Филиус.
Я вздыхаю:
– Я сбежал от Гаттергласса.
Она уже начала было говорить какую-то банальность, но мои слова заставляют ее призадуматься.
– Расскажи, – сигналит она.
И я рассказываю, а она читает мои губы, не слыша ничего, кроме тишины. Едва шевелясь, Электра перестает светиться и становится почти невидимой; она качает головой, когда я заканчиваю.
– До меня доходили слухи, но я не думала, что за ними стоит что-то реальное. Но если Глас верит… – Ее слова затеняются удивлением. – Значит, она действительно возвращается?
– И Гаттергласс хочет расчистить ей дорогу. Хочет, чтобы я выступил против Выси, – я раздраженно смеюсь. – Бросила мне задачу, словно улыбающийся лисенок – кусочек объедков, найденный за мусорным баком.
Электра усмехается.
– Глас хочет собрать армию, – говорю я, – как в былые времена, до Ее ухода. Говорит, если мы будем дожидаться Королевы Улиц, станет слишком поздно.
Электра начинает отвечать, но отвлекается на блики света – не мягкие янтарные, как у нее, а яркобелые, словно вспышки магния.
Они исходят от ее лампы.
Лицо девушки искажает гримаса.
– Белый! – рычит она тусклым оранжевым.
Ее сестры тоже заметили и толпятся вокруг фонаря Электры. Стеклянный силуэт залез по столбу, пока мы разговаривали. Он излучает бледный белый свет, бросая на танцовщиц испуганные взгляды, обвивая самого себя руками, пытаясь протиснуться внутрь колбы.
Натриевые сестры вспыхивают ярко-желтым, демонстрируя свой цвет. Они плюются, как петарды, мигая на своем языке, слишком быстро, чтобы я смог разобрать. Мне удается поймать несколько фраз: грязные ругательства в адрес родителей и «вольтах его налево». Белый извивается и дрожит неровным светом. Вероятно,