его поездках за рубеж, я, да и все, кто бывал в этих поездках, видели, как, ведя переговоры, он боялся оторваться от подготовленного материала. Вначале он пытался это скрывать, а в дальнейшем, не стесняясь, просто читал подготовленный текст. При всем при том меня удивляло колоссальное почтение, которое не только высказывали, но и подчеркивали при визитах главы государств. Тот же В. Жискар д'Эстен на первой встрече в декабре 1973 года в Рамбуйе проявлял максимум внимания к стареющему советскому лидеру.
Во время этого визита произошел эпизод, который не часто встречается в дипломатической практике. В конце переговоров В. Жискар д'Эстен устроил вечером в Рамбуйе обед в честь Брежнева в узком кругу. Пользуясь выдавшимся свободным временем, я принял приглашение помощника Громыко, В. Г. Макарова, и других сопровождавших лиц поужинать в ресторане, находившемся в гостинице в 500 метрах от замка Рамбуйе. Со мной в поездках всегда был мультитон, через который охрана Брежнева в любое время могла со мной связаться. В ходе ужина с прекрасной французской кухней раздался зуммер мультитона и меня срочно попросили в замок.
Первая мысль была: что-то случилось с Брежневым, хотя я и оставил его в прекрасном состоянии. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что вызывают меня не к Брежневу, а к министру иностранных дел Франции Сованьяргу. Французская сторона была так уверена в состоянии здоровья своих молодых руководителей, что даже не установила в замке обычного медицинского пункта. Кстати, машина скорой помощи, вызванная окружением французского президента, прибыла в замок только через сорок минут. Что произошло за обедом, мне трудно сказать, знаю только, что Сованьярг в конце обеда потерял сознание и его перенесли в один из кабинетов. Самое смешное, что, когда наши представители привели меня к этому кабинету, французская охрана сказала, что без распоряжения президента меня в кабинет пустить не могут. «А если Сованьярг умрет?» – спросил я. Охрана только развела руками. Наконец кто-то побежал к д'Эстену, и, естественно, разрешение было получено.
Осмотрев Сованьярга, сделав электрокардиограмму, я убедился, что ничего страшного нет, что это обычный обморок, связанный с переутомлением и волнением. Действительно, после введения ряда лекарств Сованьярг почувствовал себя хорошо, и я передал его приехавшим французским врачам.
Как обычно в поездках, я зашел к Брежневу, спросил, как самочувствие, и рассказал о случившемся. Брежнев высказал сожаление и сказал: «Смотри-ка, молодой ведь человек, а как слаб. Такой нагрузки не выдерживает». Причем в его словах я слышал подтекст: «Видишь, и молодые не выдерживают, а что ты хочешь от меня?»
Он искренне верил в необходимость сохранения мира и четко представлял, что это чаяние советского народа, пережившего трагедию Второй мировой войны. Часто вспоминая военные годы, он искренне говорил, что надо сделать все, чтобы наши внуки никогда не познали ужасов войны.
Другое дело, что, как и все руководители старшего поколения, он исходил из необходимости