недосыпанием приемный родитель, и вы услышите леденящую кровь историю о дурацкой выходке чада, едва не стоившей ему жизни. Обычно эти истории имеют хороший конец и какую-нибудь изюминку, вызывая безудержный хохот у других отцов и матерей, тоже измученных. Но так бывает не всегда.
Итак, эта знаменитая девица со шрамом.
Едва наши глаза встречаются, как я сразу чувствую, что мое присутствие напрягает ее. Ей нравится быть одной, погруженной в собственные мысли. Но пляж пуст; наверное, мы – единственные люди на этом песчаном пространстве. На несколько миль в обе стороны – ни души. Это не корабли, тихо расходящиеся в ночи, а суда, идущие на прямое столкновение. Поэтому нужно хотя бы поздороваться.
– Привет! – весело говорю я. – Доброе утро!
Она не отвечает, но и не отворачивается. Я подхожу ближе. В ней ощущается какая-то отстраненность. Правда, в первые годы итерации многие выглядят угрюмыми и нелюдимыми. Знаю по себе. И шрам у нее не такой страшный, как я думал: розоватый рубец, начинающийся под левым глазом и тянущийся до уголка рта. (Поранилась при падении? Обожглась? Уже не помню.) Подобрать маскирующий карандаш, и будет почти незаметно. Как ни парадоксально, шрам лишь подчеркивает совершенные пропорции лица (большие темные глаза, красивый вздернутый нос и четко очерченный подбородок, который поднят с поистине королевским величием). И в то же время он напоминает каждому, кто смотрит на девушку, о том, как легко изуродовать красоту. В более широком смысле это напоминание о рискованности и непредсказуемости самой жизни, пусть просперианцы и пытаются уверять себя в обратном.
– Не возражаешь, если я немного передохну? А то, знаешь, подустал, пока плавал.
Я стою в нескольких футах от девушки. Она поводит худенькими плечами. Ее поза остается прежней: ноги согнуты и прижаты к груди, руки обхватывают колени.
– Вокруг никого, – добавляю я, надеясь успокоить ее. – И утро такое чудесное.
Девушка смотрит не на меня, а на воду, щурясь от утреннего солнца.
– Вы далеко заплыли. Я наблюдала за вами.
– Не так уж и далеко.
Мысленно прикидываю время. Скорее всего, начало десятого. До меня только сейчас доходит, что эта любительница одиночества прогуливает школу и должна сидеть не на пляже, а на уроке. Впрочем, меня это не касается. Возникает ощущение, что она не прочь переместиться еще куда-нибудь.
– А я совсем не умею плавать, – говорит она, чтобы поддержать разговор. – У нас дома есть бассейн, но им никто не пользуется.
– Очень плохо. Но не все любят воду. – Я сажусь рядом. – Кстати, меня зовут Проктор.
Она вновь пожимает плечами – мастерски, как все молодые парни и девушки. Своего имени она, естественно, не называет.
– Почему это вам так нравится? – спрашивает она.
– Что именно?
– Плавание. Вы должны его любить, иначе не стали бы плавать.
Теперь моя очередь пожимать плечами.
– Я