сложила руки на шикарной груди маменька. – А ты? Ты когда, станешь?
– А что я? Что это сразу я? Вон. У тебя Миля есть!
– Миля – невестка. А ты дочь!
– Маменька, позвольте вам напомнить, для того чтобы радовать вас долгожданными внуками, я должна мужем обзавестись.
– Вот! А ты?!
– А у меня работа…
– Вот именно! Работа! Эта твоя работа!
– Ма-а-а-а… не начинай, – зыркнула я глазами. – Я тут ни при чём. Не стоит валить с больной головы на здоровую. И отец абсолютно прав! Данияр взрослый мужик! Мам, ему полста скоро! Да, деда Добрыня его сам бы прибил! И тётя Катя, ещё бы добавила!
– Влада! Но так нельзя! Мы же…
– Мам, папе было тридцать, когда он остался один. Совсем один! А тебе сколько? Столько же?
– Но…
– Ма, ну я понимаю, что ты выросла с Катериной, знаю, что не можешь, но так надо! Понимаешь? Надо. Ну послужит в святовитской9 дружине пяток лет, с него не убудет.
– Влада, я поклялась на могиле…
– Мама! Ты поклялась своему дяде и двоюродной сестре, что не оставишь Данияра в беде! Ты не клялась, что будешь потворствовать его выходкам. Ты не клялась выкупать его долги! Ты не клялась каждые две седмицы вытягивать его из зад…
– ВЛАДА! – громыхнула маменька.
– Ну! Вот видишь! – скопировала маму, сложив руки на груди. – Мне и Ратмиру, ты готова была вымыть рот с мылом, за малейшее сквернословие. А представь Ратмира в такой же ситуации, как у Даньки сейчас?
– Да я ему голову оторву! – опять рявкнула маменька.
– Да что ты? А ничего, что братишка уже, отслужил в дружине, закончил академию, женился, и ждёт прибавления в семействе! Ах, да! Ещё и работает с отцом! А Данияр? Он что? Так и будет чужеядом10 сидеть?! Да если бы не папа, он бы всё содержание уже размотал! Слава Роду, деда завет11 оставил! А то и вовсе бы нишь12 стал!
– Не стал бы! Не стал! Он просто горюет! И не может прийти в себя!
– Да ладно?! Серьёзно?! Вот так сильно горюет, что по игорным домам шляется, и кобелирует напропалую уже шишову кучу лет?!
– Знаете что, барышня?! – упёрла руки в бока маменька. – А ну-ка…
– Ой! – раздался от двери тонкий женский голосок. – А вы тут что? Ссоритесь?
Мы с маменькой синхронно повернули головы в сторону двери, и так же синхронно заулыбались.
– Ну что ты, Милечка! – вскочила маменька. – Дорогая, ну кто ссорится? Нет конечно! Пф-ф! так ерунда. Дай я тебя поцелую.
Уф… Милёна вовремя, как всегда. Милёна. Ну что за красота-то?! Копна солнечно-рыжих кудрей, бездонные васильковые глазищи, россыпь веснушек на тоненьком носике, добрая и ласковая улыбка, и вся такая хрупкая, как крылатая мавочка13. Вот уж чудо, вот уж диво. Ясная, светлая, милая, как зоренька. Оно и не удивительно, только такие и становились волховицами богини Лели. Богини весны, молодости, легкости, любви. И все волховицы, как одна, на вечно молодую Лелю похожи, не внешне, нет, сутью.