тоже можно понять. Он Велену очень любит. И Катерину с Добрыней Всеволодовичем уважал. Семьёй считал.
– Ну что, пойдём отца спасать? Там к нему какой-то скучный человече пожаловал.
– Пойдём.
Через минуту выяснилось, что спасать нужно не отца, а его визитёра.
– Пошел прочь из моего дома!!! – раздался отцовский рёв из малой гостиной, куда мы, собственно, и спустились с Милёной. – И что б я тебя и близко не видел! Бобыня худоумный16!
Двери гостиной распахнулись, и в холл вылетел красный, как варёный рак, моложавого вида мужчина. Весь такой, ну-у-у… прилизанный, что ли.
– Вы не понимаете! – визгливо выкрикнул «прилизанный». – Я же…
– Пошел вон, вымесокъ17! – процедил сквозь зубы отец, и тут же рявкнул в сторону. – Фёдор! Выкинь этого, – ткнул в «прилизанного» пальцем папа, – за ворота.
– Пройдёмте-пройдёмте… – Фёдор, вынырнувший в холл при первых же криках, схватил «прилизанного» под локоток и весьма невежливо потащил к выходу.
– Пап? А к нам Милёна пришла, – тут же вставила я, пока Федя тащил, что-то верещавшего «прилизанного», к выходу.
– Здравствуй, Куколка! – тут же заулыбался папа, обнимая Милёну. – Ты как?
– Я? Хорошо, – улыбалась в ответ девушка. – А у вас что случилось? – кивнула на Фёдора Милечка.
– Да ну, это пустое, – попытался отмахнуться папа, но под двумя нашими взглядами, раскололся, как сухое полено. – Этот козёл свататься приходил.
– Что?! – выпучила я глаза.
– Что?! – тут же раздалось матушкино с лестницы.
И мы все дружно повернулись на голос. Ох! Ну маменька! Ну даёт! Роскошное золото волос по плечам, сияющие голубые глаза, невероятной красоты черное платье, с таким декольте… ну, я бы на её месте даже не дышала… Стройные ножки, мелькнувшие в разрезе платья, обуты в туфли на немыслимых каблуках. Переоделась к чаю, ага… по-моему я, услышала стук папиной челюсти о мрамор холла… а нет, это Фёдор сбил этажерку для зонтов.
– Этот прилизанный хорь приходил свататься к Владушке? – вопросило видение невероятной красоты маменькиным голосом.
– Э-э-э… м-м-м-м… да, – Папа как завороженный смотрел наверх.
– Понятно, – «Видение» начало спуск по лестнице. – Дорогой, я согласна с тобой. Пусть Данияр идёт в дружину. Ума может как раз наберётся, да?
– Да. В дружину, – не отрывал взгляда от маменьки папа.
– Вот и хорошо, вот и порешали, я сегодня же позвоню Никодиму Петровичу, – остановилась матушка на последней ступеньке, – А этот хорь, он, кстати, кто?
– Вацлав Лешинский. Секретарь при Бритском посольстве.
– Секретарь? Лешинский? Бритское посольство? Сюр какой-то…– помотала головой маменька.
– Его предки, когда-то переехали жить к германцам, а потом к бритам. Получили за какие-то заслуги дворянство. Графья они, видите ли…
– А-а-а-а… безбожник, – приложила руку к груди маменька. – Милый, ну надо было по интеллигентней как-то, аристократия ж как-никак… к тому же он несчастный