всё равно случится, – произнёс он ровным, холодным голосом, будто констатировал очевидное. – Чем дольше ты сопротивляешься, тем сложнее ты делаешь это для себя.
Она резко подняла на него глаза, и в её взгляде вспыхнуло мгновенное, отчаянное возмущение. Но вместо ответа из её горла вырвался новый сдавленный всхлип. Руки безвольно упали вдоль тела, а всё её существо, казалось, перестало сопротивляться. Она уже не могла говорить, не могла возражать. Слёзы продолжали катиться по её лицу, стекая на грудь, но она даже не пыталась их вытереть.
Вадим снова двинулся, на этот раз ближе, будто окончательно сокращая дистанцию. Он протянул руку, легко схватил её за плечо, и прежде, чем она успела отреагировать, резко подтолкнул вперёд. Она споткнулась, ноги её подкосились, и она упала на кровать, словно кукла мягко осела на простыни. Её рыдания стали громче, но голос всё ещё звучал сдавленно, как будто она боялась выпустить боль наружу.
Вадим молча лег на Ольгу и раздвинул ей бедра, пока она всхлипывала.
Ее плачь звучал приглушенно и сдавленно, как у ребенка, который знает, что сопротивляться бесполезно. Она попыталась сомкнуть ноги, но он развел их в стороны, придавив ее своим весом. Он придвинулся к ее лицу, обдавая горячим и резким дыханием ее щеку.
– Подчинись, – прошептал он, шелестя голосом, как гравием. – Это единственный выход.
Тело Ольги сотрясалось от рыданий. Она зажмурилась, пытаясь отгородиться от него, а потом вцепилась в простыни так, что побелели костяшки пальцев. Она отчаянно пытаясь найти какую-нибудь опору, какой-нибудь способ спастись.
Но выхода не было. Вадим прижимал ее к постели с холодной, неумолимой силой, и она знала, что бороться с этим бесполезно. Поэтому она сдалась, подчиняясь неизбежному. Её тело и душа разбивались вдребезги под тяжестью его присутствия.
Остальные наблюдали за происходящим, и на их лицах отражались ужас и беспомощность. Игорь так крепко вцепился в край стола, что пальцы захрустели.
Он не мог отвести взгляд, не мог перестать наблюдать за надругательством над достоинством Ольги, над ее человечностью. Его затошнило, и желудок скрутило от отвращения и жалости.
Без всякого сострадания Вадим вошел в Ольгу резко и полностью.
Комнату наполнили ее сдавленные рыдания, резко контрастировавшие с его стонами от напряжения. Он не проявил ни нежности, ни сочувствия – только холодную, механическую деловитость. Каждое движение было напоминанием о ее бессилии, грубым утверждением его превосходства.
Анна не могла отвести глаз от разворачивающейся перед ней сцены. Сердце бешено колотилось в груди, и она почувствовала, как к горлу подступает волна желчи. Ей хотелось закричать, вмешаться, сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы остановить это насилие. Но она застыла – ее тело было парализовано шоком и страхом.
Она знала, что любая попытка только ухудшит положение Ольги. Поэтому она сидела там, по ее лицу текли слезы, а сердце колотилось в груди, как барабан.
Вадим