что кричу, на самом деле слова шипят в пересохшем горле, я сама себя не слышу.
– Попей водички, милая. Слава Богу, опомнилась! Мы в больнице, тебя прооперировали, врач обещал, что все будет хорошо. Ты неделю проспала, самое страшное уже позади.
Вода проливается на подушку, кажется, я за эти дни разучилась ее глотать. Горло как оцарапанное, язык не помещается во рту, в глазах песок, их хочется закрыть. И спать…
…Вадимка хохочет, заливается. Он убегает от меня по тропинке меж кустов смородины. Яркая зелень, солнце слепит глаза и золотит Вадимкину макушку, ласкает чуть загоревшие пухлые ножки и ручки. Сыночек недавно научился ходить, даже не пошел, а сразу побежал. Вот и сейчас топает по травке босыми пятками, оглядывается и хохочет! Я делаю вид, что догоняю. Подбежал к раскрытой калитке, выглядывает из-за куста ромашек, дальше насыпан гравий – как бы ножки не поранил. Но я не могу бежать, ноги тяжелые, а сына уже не видать, лишь слышу смех…
…Смеются в больничном коридоре, этот заразительный хохот узнаю сразу, еле очнувшись. Так умеет только Гулькина, моя одноклассница, мы с ней вместе в медучилище учились, она теперь в нашей больнице палатной медсестрой работает. Ей палец покажи… В классе за это прозвали Хохотунчиком.
– Светка! – я опять вроде бы кричу…
– Проснулась, соня! Спи, тебе надо спать, ты же на снотворном. Во сне выздоравливают, и дырка твоя быстрее заживет!
– Какая дырка? Где? – не понимаю я.
– Так в твоей черепушке! Да не переживай, Иван Тимофеич тебе ее заштопал, ты же знаешь, у него руки золотые, будешь как новенькая.
С трудом поднимаю руку, трогаю лоб – голова забинтована, вот почему она болит и в ней долбит небольшой дятел.
– Что со мной случилось?
– Да завалилась ты в суде, сознание потеряла в клетке и долбанулась об какой-то там штырь, аккурат посередине лба дырка, как от пули. Ничего, Иван Тимофеич сказал, что под челкой шрама совсем видно не будет.
– А где мама? – ищу глазами, голову боюсь повернуть.
– Скоро придет. В церкви, девять дней сегодня, – сразу серьезнеет Светка.
– Кто умер? – всплывает в памяти мамин черный шарфик. – Дядя Костя?
Дядя Костя – старший брат моего отца, недавно перенес инсульт. Умер, значит. Как жалко, такой хороший был человек, и мама с его семьей дружила…
– Да вот она уже каблучками стучит в коридоре! – Светка пропускает мой вопрос, торопливо открывает дверь и просачивается за нее.
– Здрасьте, Ольга Сергевна!
Мама моя молодая и красивая. Когда гуляет с Вадимкой в коляске, никто не принимает ее за бабушку. Но сегодня она старая и бледная, еще этот черный шарфик. Лицо сливается с больничной дверью, голубые глаза какие-то водянистые. За спиной стоит мой отец…
И тут я все понимаю. Мама падает на колени перед моей кроватью:
– Доченька, прости меня…
ЛЕНКА
Танька