Эндрил уже не был так уверен. Однако… Хуже, чем в прошлый раз всё пройти не может. Верно?..
Выложенная массивными жёлтыми камнями дорожка наконец вывела его к воротам главного здания дворца. Здесь тоже было людно. Но контингент странным образом изменился. Мужчины в меховых телогрейках, с сильными, мозолистыми руками. Женщины с пронзительной тоской в глазах. Дети, испуганно таращившиеся по сторонам, прячась за юбки. Сбившиеся в кучки семьи занимали всю обширную площадь, а также два сада с декоративными деревьями по бокам. И, судя по разбросанным рядом с ними пожиткам, остаткам еды и нескольким палаткам, они провели здесь уже много часов или даже несколько суток.
По всей площади расползлись стражники. Массивные, в этом мире маленьких, измученных людей, статуи из железа. Тяжёлая броня, консервные банки шлемов, ловящие солнечные блики алебарды и арбалеты. На Эндрила они не обратили никакого внимания, позволяя подняться на крыльцо, отворить широкие, навевающие воспоминания, двери. Эндрил чувствовал, будто готовится выйти на бой – на тот самый турнир, который пропустил несколько лет назад. Вот только ставки сегодня были куда выше.
Он прошёл в просторный приёмный холл. Двинулся вперёд по ковровой дорожке. Перед ним раскинулся главный блок дворца – поблескивающий обсидианом и золотом, с высокими сводами, мраморными силуэтами колонн, янтарным куполом над головой.
Сколько он себя помнил, здесь кипела жизнь. Нечасто дворец принимал гостей – для этого были два других блока. Так что это место обычно было приспособлено для административной работы. В несколько рядов здесь были расставлены маленькие одноместные столики, высокие книжные шкафы, тумбочки, забитые бумагами. Тихая обитель писарей, чиновников и секретарей. Запах пыли и старых книг, глухой шёпот, скрежет перьев по бумаге, вот что Эндрил помнил об этом месте.
Сейчас всю мебель отнесли к самым стенам, спрятали в тенях колонн. А сам зал оккупировали люди. В основном – женщины и дети. С бледными лицами, впалыми глазами, неестественно выпирающими скулами. Будто скелеты, нацепившие кожу не по размеру. Ещё более худые, жалкие, измученные, чем те, что были снаружи, – будто их годами держали в плену без воды и пищи.
Здесь стоял почти осязаемый смрад. Удушливый, кислый воздух забивался в нос, до тошноты сдавливал горло. Запах потных тел, грязной одежды, мочи и рвоты. Запах страха. Запах смерти.
Быстрым шагом идя сквозь зал, Эндрил зажал лицо рукой – правда, это почти не помогало. Казалось, смрад лип к его коже, пропитывал меховую мантию. Принц отошёл в самый край зала – к проходу, между стеной и колоннами. Пошёл вперёд, петляя между поставленными друг на друга столами, сваленными в кучи книгами, стульями с бархатной обивкой.
Эндрил никогда не любил жалких людей, выставлявших на всеобщее обозрение свои проблемы. Всегда считал это таким же приёмом манипуляций, как лесть или, к примеру, взятки. Был уверен, что каждый, независимо от его положения, сталкивается в жизни с трудностями. И каждый должен уметь преодолевать