резко повернулась, посмотрела на дядю:
– Дядя! – все дернулись от моего хриплого голоса, потому что я не разговаривала, почти три дня, ни ела ни пила, и как бы меня не уговаривали, говорить я не могла. Все уставились на меня, а я смотрела на дядю. – А, что, Калибу холодно? – спросила я.
И впервые я увидела, как высокий статный мужчина, взглянув на меня, после моих слов, он заплакал. И столько боли было в нем, его сына, его старшего сына сейчас сжигали. Я посмотрела по сторонам, и увидела, что все плакали, а рядом с дядей, стояла, семья Калиба, мама, три брата и сестра, плакали горькими слезами.
Я отвернулась от них, не могла смотреть на них, в каждом из них я видела его. Мой волк внутри меня умирал, и с каждым вздохом, боль била меня, и била. Я стала задыхаться, хватая ртом воздух, и тут из глаз потекли слезы. Они текли, как река, но это была лишь вода, боль не отпускала. И я закричала, так громко, что все, абсолютно все, смотрели лишь на меня. Потом замолчала, и дико улыбнулась, смотря на костер, где горела моя жизнь.
– Я согрею! – улыбнувшись сказала я, – Я согрею тебя, мой Калиб!
И я прыгнула в костер, и пламя охватило меня, и мое платье. Отец мгновенным движением вытащил меня, и уронил на землю стал, отбивать огонь с моего платья, а я кричала, изворачивалась, и рвалась обратно в огонь.
– Папа, он же там, и ему холодно, я же это чувствую. Пусти. Кроме меня, его никто не согреет, – кричала я, – Папа, пожалуйста!
Отец обхватил меня, стальной хваткой, держал меня в объятиях, сидя на земле. Но я чувствовала, как он дрожит, как ему больно, ведь больно было мне. Ко мне склонился дядя, ему было тоже больно, но он улыбнулся.
– Нет, волчонок, не делай этого. Калибу не холодно, ему хорошо, ведь с ним, Ты! – он положил свою руку мне на голову, а мои слезы все продолжали течь.
– Дядя, я его не чувствую. Я его не чувствую. Я умерла? – спросила я, и отцовская хватка стала сильнее.
– Нет, волчонок, ты жива! – сказал отец.
Мама рыдала, прижимая сестру к себе, ведь она в ужасе смотрела на меня.
– Папа, пусть Калиб согреет меня, мне так холодно! – сказала я, чувствуя, как холодеет все внутри, и руки стали онемевать. – Холодно!
Дядя махнул кому-то рукой, и к нам с отцом, подошел мужчина, дал мне какой-то настой, и я стала проваливаться во мрак, совершенно пуста, одна, и мертва.
Я проспала неделю. Отец отвез меня в наш клан, и думал, может дом, отвлечет меня. Когда я пришла в себя, рядом со мной была мама. Она была измучена, но увидев, что я пришла в себя, она позвала всех. На миг, увидев меня, они обрадовались, но, когда заглянули мне в глаза, ужаснулись, я была абсолютно пуста.
Говорят, человек не может стать пустым, поверти может. Мне давалось все с трудом, даже ходить я больше не могла, не держать ложку. Меня одевали, и носили на руках, словно куклу, не имеющая никаких эмоций. Я просто медленно умирала, ведь я не хотела больше жить.
Так прошел месяц. Я просыпалась от дикого крика, вся мокрая, и с ужасом в глазах звала Калиба. Меня