однако обо всем по порядку.
На тот момент, когда Малиновский отправился в экспедицию Маретта, хороший полевой работник был на вес золота, а один подробный отчет мог стать основой целой карьеры. Удивительное на сегодняшний взгляд доверие тогда еще оказывалось дневникам миссионеров и купцов, а некоторые этнографические наблюдения больше напоминали сплетни – кто-то что-то сказал кому-то о словах дальнего знакомого, прожившего около племени несколько недель пару лет назад. В результате выходило что-то в духе «Истории» Геродота, который рассказы о самых небывалых событиях начинал с «по словам персов» или, скажем, «Скифы передают об этом со слов исседонов, а мы, прочие, узнаем от скифов…» Увлекательные истории, но для научной дисциплины ХХ века просто увлекательности было уже недостаточно.
Наравне с техническими проблемами – сложность организации экспедиций и слабое развитие методологии – на пути к более современным полевым исследованиям стояло и психологическое препятствие, в значительной степени укорененное в несколько пренебрежительном отношении к архаическим сообществам, все еще распространенном в начале ХХ века. Так, с одной стороны, существовал социально-политический запрос на оправдание колониальной политики, и одним из источников такого оправдания было намеренное упрощение обычаев и культуры архаических сообществ. Тезис о том, что культура архаических обществ столь «примитивна», что на знакомство с ней образованному исследователю понадобится всего несколько дней, позволял еще больше подчеркнуть их отличие от «развитых» обществ, укрепиться в их противопоставлении, столь необходимом для оправдания угнетения туземных обществ в ходе колонизации. Популярная наука, в этом смысле, отвечала политическому запросу колониальных метрополий, среди которых Великобритания играла ведущую роль. Большим подспорьем тут оказался эволюционизм с его идеей линейного развития общества, которая очень удобным образом отдавала западному обществу роль венца творения. С другой стороны, похоже, что и сами исследователи частично разделяли убежденность в достаточности краткосрочных полевых работ. Так, по словам Купера, уже в 1915 году Артур Морис Хокарт писал: «Все еще настойчиво звучит идея, что никакой заслуживающий доверия материал не может быть собран за несколько часов, и что необходимо долго находиться среди дикарей, прежде чем мы сможем понять их. За этой идеей не стоит никаких доказательств, и она существует вопреки всем доказательствам»[12]. Купер обращает внимание на забавный эпизод, связанный с Хокартом – в свое время антрополог Уильям Риверс провел на Фиджи три дня, а Хокарт – целых три года, и, однако, последний утверждал, что готов поручиться за точность данных, собранных Риверсом. Вот только, как едко заметил Купер, Хокарт тактично умолчал о том, что сам и был главным источником данных Риверса о Фиджи. Этот полуанекдотический случай, разумеется, один не может говорить о ситуации в антропологии того времени в целом, однако помещенный в вереницу жалоб более