с офицерами-моряками в квартире Арбузова, и то, что он сказал, свидетельствует о подлинных намерениях штаба восстания:
– Кажется, мы все здесь собрались за общим делом, и никто из присутствующих здесь не откажется действовать; откиньте самолюбие, пусть начальник ваш будет Арбузов, ему вы можете ввериться.
Поскольку Арбузов был занят агитацией и подготовкой матросов и некоторых офицеров, Николай Бестужев взял на себя задачу выяснить общую обстановку и связаться с другими полками.
Как только Бестужев ушел от Арбузова, там появился Каховский в синем сюртуке. Его стремительная фигура пронизывает весь этот день. Он приехал в Экипаж от московцев, где Бестужевы и Щепин только начинали действовать. Перед этим он ездил к лейб-гренадерам. Каховский был наэлектризован и энергичен. Он вышел с Арбузовым в другую комнату, спросил, не нужно ли кому кинжал.
– У нас уже есть, – ответил Арбузов.
– Друзья, артиллерия дожидается лишь нашего выходу. Я восхищаюсь, что у нас более всех полков благородно мыслящих и, конечно, тут все мы участвуем в перевороте, хотя, быть может, ожидает нас и смерть. Но лучше умереть, нежели не участвовать в этом!
Потом, поцеловавшись с каждым из офицеров, сказал:
– Прощайте, братья мои, до свидания на площади.
10
12 декабря 1825 года супруга Николая великая княгиня Александра Федоровна впервые ощутила себя императрицей. Она записала в дневнике: «Итак, впервые пишу в этом дневнике как императрица. Мой Николай возвратился и стал передо мною на колени, чтобы первым приветствовать меня как императрицу. Константин не хочет дать манифеста и остается при старом решении, так что манифест должен быть дан Николаем».
Около девяти часов вечера Николаю доложили, что адъютант принес какой-то пакет от командующего гвардейской пехотой генерала от инфантерии Карла Ивановича Бистрома. Николай вскрыл пакет. В нем оказалось личное письмо к великому князю подпоручика лейб-гвардии егерского полка Якова Ростовцева.
Яков Иванович Ростовцев был третьим сыном в обедневшей дворянской семье, и служебная карьера была единственным выходом в его материальной ситуации. Будучи сильнейшим заикой, он не мог быть строевым командиром, но был толковым штабистом и выполнял роль адъютанта генерала Бистрома – командира гвардейской пехоты.
Поскольку доступ во дворец был затруднен и проникнуть туда было тяжело, Ростовцев пошел на хитрость. При входе во дворец, он объявил, что был послан к его высочеству генералом Бистромом со срочным письмом. Про Ростовцева знали, что он состоит в адъютантах Бистрома, поэтому ничего подозрительного его приход не вызвал, и он был допущен в приемную Николая Павловича.
В письме этом Ростовцев давал понять великому князю, что против него существует заговор и что принимать престол в сложившейся ситуации смертельно опасно и для него, Николая, и для всего государства.
Николай в раздумьях вышагивал по своему огромному кабинету. Остановился у окна, выглянул: набережная Невы была