их. Тем более по одной. Тем более незнакомому мне человеку, который наверняка не оценит и не поймет их. С другой стороны, у меня почти не осталось денег. Зато осталось много угля. Что же делать?
Поставив чистый холст, я достал новую пачку и вытащил толстую палочку. Ладно, думал я, обтачивая палочку, будь что будет. Не думаю, что они ему понравятся. Вздохнув, я посмотрел сначала на картон, затем на гостя.
– Как Вас зовут? – спросил я, пристально вглядываясь в его лицо.
– Ох, простите, я не представился, мое имя Альберт, я занимаюсь… – затараторил он, но я его уже не слушал.
“Альберт-мольберт” – хихикнуло где-то в моей голове. Я закрыл глаза, доставая из глубин памяти то, без чего я точно никогда не смогу рисовать. Итак…
«Поэт в голове велел взять чистый лист,
Поэт мне диктует строчки…»
Не открывая глаз, я провел линию, делящую картон надвое.
«…художник во мне откровенен и чист.
Художник рисует точки».
Открыв глаза, я увидел рисунок.
«В художнике взялся за гриф музыкант,
На пробу берет аккорды…»
Обводя контуры рисунка, второй рукой я смазывал четкость линий.
«…звучит унисоном в моей голове
Тот стих, что в порыве спетом,
Из тысячи точек на чистом листе
Залег в нотный стан портретом».
Что-то капнуло на мою руку.
«…вот мой музыкант доиграл и притих.
И с ним, завершая строчку
Поэт в голове написал этот стих».
Я размазал каплю по центру листа.
«Художник поставил точку».[1]
Отложив уголь, я вытер слезы. Готово.
– Вова… – я услышал еле уловимый шепот. Обернувшись, я увидел стоящего рядом Глюка. Скрестив руки на груди, он внимательно смотрел на картину.
– Ты хорошо его описал, – сказал он, переводя взгляд на меня. – Твой способ восприятия впечатляет. Чем он тебя так зацепил?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Владимир, все в порядке? – Альберт с тревогой смотрел на меня. – Вам нехорошо?
– Нет, просто… – я помотал головой и сделал рукой пригласительный жест. – Взгляните.
Встав рядом со мной, он посмотрел на рисунок.
– Не думаю, что он поймет, – сказал Глюк.
– Это и не требуется, – ответил я.
– Что не требуется? – спросил Альберт. – Вы только что это нарисовали? Что это?
– Вы, – коротко ответил я.
– Но, – он ещё раз взглянул на рисунок. – Но ведь… я не… это ведь совсем не похоже на меня, это вообще не похоже на человека! Это… я даже не знаю, как это описать!
Кажется, бедняга думал, что я над ним издеваюсь.
– Я рисовал не ваш портрет, – спокойно объяснил я. – Здесь изображены вы таким, каким вас вижу я. Тело всего лишь оболочка. Его не имеет смысла рисовать. Это все равно, что рисовать море, не