сам на перекрестьи,
Сам не знаю я, чего хочу…
Родина зовёт своих солдат к победной мести…
Пусть идут! И я иду… И я – молчу».
«Как же можно так, товарищ капитан?
Понимать! Иметь в руках оружие войны!
И – не действовать? Зачем тогда нам разум дан?
Для чего же – чувства нам даны?»
– «Для чего?… Не знаю. Я – историк. Я хочу – понять.
Понимать и действовать – несовместимо.
Нет, не так! Готов бы я гранатами швырять –
Если б только рассчитаться мне с самим собой:
Этот путь у Революции – один? неумолимо?
Или был – другой?..»
Вышел, удручённый… Как им объяснить,
Что всегда так было, что от веку идет
Свойство памяти людской: всё прошлое хвалить,
В настоящем лишь дурное видеть.
Легче нет кричать: – Возьми его!
Гарцевать, травить: – Ату!
Но безмерно трудно выявить
Доводов чеканных чистоту,
В вековой клубящейся глуби
Различить: to be or not to be?
Как пред сфинксом, я стою пред государством,
Водянистые глаза его не говорят:
Убивать – или лечить? Реформы и лекарства –
Или меч и яд?
На столе – процесс Бухарина-Ягоды
И четырнадцатый съезд ВКПб…
Пролегли запутанные эти годы
Тайным шрамом по моей судьбе
И угрозой тайной: берегись!
До чего живу я опрометчиво! –
Вот войдут, откроют ящик из-под гаубичных гильз –
Кончено! Добавить нечего!
Книг!.. – запретных и допущенных,
больших и маленьких…
Кто из них, поскольку и докуда прав? –
Холодно-жестокий Савинков?
Ленин – изгоряча, иссуха шершав?
Князь Кропоткин, снова нелегальный?
Карл Радек, талмудист опальный?
Пламенно пророческий Шульгин?{117} –
Страшно мне! И кажется: я в зале театральном,
Я сижу один.
Некому шептать, опахиваться, шаркать,
Аплодировать и гневаться из кресельных рядов, –
Зал пустынный пышен и суров.
Раздвигается тяжёлый красный бархат,
И актёры, вставши из гробов,
Предо мной играют запрещённую в премьере
Дивную, неведомую пьесу, –
Никого в амфитеатре, никого в партере,
Не колыхнет шёлком по портьере
И не скрипнет кресло.
Надо всё запомнить – эти пантомимы,
Эти тайны комнат, эти монологи, –
Задыхаюсь и не знаю – выйду невредимым
Или буду скошен на пороге.
Вправду ль я один, или из Главной Ложи
Эту пьесу смотрят тоже,
И меня заметили, и на меня кивнули Смерти?..
…Книгу, где читаю, раскрываю. Вложен
Свёрток с почерком знакомым на конверте.
Мой Андрей! Какое колдовство,
Что на фронте трёхтысячевёрстном
Под Орлом на Неручи я повстречал его,
И с тех пор, как праздник, привелось