приговор его святейшества чересчур строгим для волшебной садовницы и чернобровой танцовщицы.
– И почему мы должны вам верить?
– Потому что у вас нет выбора. Особенно теперь, когда я посвящен в ваши планы и имею все шансы успеть предпринять все возможное, чтобы не дать им воплотиться в жизнь.
– А может мы тоже сейчас кое-что предпримем… – многозначительно захрустел кулаками Феликс, но Томас поспешно перебил его, чем вызвал сердитый взгляд друга.
– Мы готовы сотрудничать с вами.
– Чудесно. Вы сразу показались мне человеком разумным, мистер?..
– Гуэрро.
– Верно. Итак, любезные братья мои, слушайте план…
На следующий день на главной городской площади, где совсем недавно толпа собиралась на ярмарке, те же самые люди пришли посмотреть на казнь. К привязанным к бревенчатым столбам девушкам приблизилась фигура в темном балахоне и скинув с лица капюшон, явила лицо публике.
– Габриэль… – выдохнул аристократ, сжав кулаки. – Он обманул нас! Мы должны остановить его, пока не поздно! – мужчина рванулся к помосту, но его неожиданно остановили чьи-то грубые руки.
Обернувшись, он увидел вооруженных стражников Домианоса и своих схваченных друзей, к которым неторопливо приближался сам граф Морнэмир.
– Добрый вечер, Вермандо. Добрый вечер и вам, недопропорядочные подданные Дэррханама и нарушители закона, – обратился он к товарищам сына.
– Отец, что все это значит?! – отчаянно вырываясь процедил наследник.
– Скажи мне, Вермандо, если, прогуливаясь по базару ты набросишься на лавку торговца яйцами, начнешь бить их о землю и пытаться освободить цыплят, а тебя за это арестуют, ты также спросишь за что? Дело в том, что мой любезный приятель Габриэль сообщил мне о ваших вероломных планах. О вашем преступном и низменном заговоре против Священной Инквизиции. И я, как и всякий порядочный человек, а по совместительству советник этого королевства, поспешил вмешаться, чтобы не дать злым козням свершиться. А теперь, господа, прошу тишины, ибо спектакль начинается, а шуметь во время представления – дурной тон.
Домианос обратил взгляд на помост, на котором де Батиста, обхватив лицо Ишет пальцами, пытался изгнать из нее демона. На деле же его губы шептали отнюдь не молитвы. Он вел с девушкой никем не слышимый диалог.
– Несчастная заблудшая душа! Если бы ты знала, как страждет и трепещет сердце мое при взгляде на твое отчаяние! На твой напуганный лик! Я так хотел бы помочь тебе, ибо люблю. Ибо Творец завещал любить каждого ближнего своего. А грешника – особенно. Любить грешника и ненавидеть его грехи. Мой долг, как верного раба Его и инквизитора – спасти твою душу. Теперь слушай внимательно, дитя. У тебя есть только два пути: отдать свое тело огню или… отдать его мне. Как тогда, в темнице.
Ишет молча всматривалась в лицо Габриэля несколько секунд, а затем улыбнулась и что-то ответила ему. На лице мужчины возникло ликование и неподдельный восторг.
– Ведьма раскаялась! Она раскаялась в своем великом грехе и готова вернуться на путь праведный!
Толпа зашумела. В основном