кого он хотел забыть, кого ненавидел, как полковника и Кромсало. Невзрачный человек, который чуть не сбил Серого был никто иной как Абрам Берштейн, его сокамерник, провокатор, подлой душонки человек. А что, если он искал именно Сергея, а что, если заметил. Мыслям не было предела, страх снова обуял мальчика, в голове пронеслись воспоминания тех дней, что он был узником в камере. Допросы, допросы, допросы. Бежать, надо бежать отсюда. Но другой голос его пытался успокаивать. Что не заметил он, и вообще он не искал Сергея, а просто осматривал столовую. Может у него тут работа такая, следить за питанием. И постепенно эта мысль победила тот истерический страх. Да и куда бежать, куда? Из бункера выхода нет, а даже если бы и был, что там на верху, после ядерного взрыва. Разрушенный, выжженный мир, полный пепла, гари и радиации. Так что надо успокоиться и продолжать жить дальше. Не его они искали, не его, иначе бы он уже не сидел тут за шкафом, а шёл, ведомый под руки, на допрос к полковнику.
Пару дней всё было спокойно, Серый начал потихоньку забывать о той мимолётной встрече с Берштейном. Всё было как обычно. С утра он вылезал из своей норки, на складе мешков, и шёл на работу в столовку, там мыл посуду, слушал байки Михалыча. Всё как обычно, если не считать, что Михалыч стал какой-то нервный. Наверное, после последнего раза, когда Серый подшутил над ним, обиделся. Ну ничего, Михалыч добрый, отойдёт.
Тот день Серый запомнил очень чётко. Закончился обед, люди разбрелись по своим рабочим местам. Он мыл посуду, зашёл Михалыч, походил взад-вперёд, шумно сопя. Затем он прошёлся вдоль стола с грязной посудой, неуклюже зацепив какую-то тарелку. Та со звоном шмякнулась на пол. Серый кинулся поднять, но Михалыч придержал его за плечо.
– Постой, парень, не надо, не сейчас.
– Почему? – не понял Серый.
– Ну это, э-э-э, я должен, э-э-э.
– Да говори прямо, я что накосячил где-то?
– Да нет, не в этом дело, работаешь ты нормально, претензий нет.
– Тогда в чём дело?
Серый напрягся, он уже понял, что Михалыч хочет что-то сказать, но не решается. И сразу в голове всплыла удаляющаяся фигура Берштейна и его «расходились тут…». Он с полминуты простоял, глядя прямо в глаза Михалычу, а тот всё время пытался отвести взгляд. Затем он подошёл к шкафу и вытащил свою потрёпанную куртку.
– Мне уже пора уходить? Сейчас?
– Да…, нет, не сейчас, ты поешь пока. Ты просто завтра не приходи.
– Обойдусь, – Серый зашагал к двери.
– Ну постой же, дай объясню, я не хотел…
– Ну да, ну да, я понял.
– Да ничего ты не понял. Это всё проверяющий, велел гнать тебя. Уж я не знаю, что ты там натворил, но он сказал, либо ты, либо я.
– Ну понятно…
И он закрыл за собой дверь.
Серый вышел из столовой, но идти в свою нору не хотелось. Тоска по прошлому навалилась с такой силой, что он не представлял, что может быть сейчас один. Он просто гулял по длинным лабиринтам коридоров. Ни с кем не общался, а просто шёл. Навстречу