в данном месте и в данное время.
Иван кивнул, но ничего не сказал. Молча закинул пожитки в багажник и уселся на переднее пассажирское сиденье.
Мне, немного обиженной таким холодным приемом, ничего не оставалось, как занять заднее сиденье. Подумаешь, больно надо, сказала я себе. В конце концов, я по делу приехала и совсем не к нему. Возможно, я после этой поездки и не увижу его больше никогда, так какое мне дело, что он там о себе думает.
Дядя Сережа, разместившись за рулем, уже заводил мотор и радостно рассказывал Ивану последние новости. Тетя Оля таки развела огород на прежнем месте, несмотря на обстрелы, Василина пошла в школу, а собственная жена дядь Сережи устроилась в ЖЭК мастером. Видимо, Иван знал всех этих людей. Он молча кивал дядь Сереже, иногда сдержанно задавал уточняющие вопросы. Иван, как я поняла, возвращался из госпиталя к месту службы и не очень был расположен говорить при постороннем человеке, то есть при мне. На меня оба не обращали никакого внимания, пока дядь Сережа не вспомнил о цели поездки.
– Дарья Владимировна, я вас к Мирославе Николаевне доставлю, а вечером отвезу на квартиру. Вам уже и комнату приготовили, – сообщил мне дядь Сережа, резко переключившись с Ивана на меня. Иван даже ухом не повел, глядя прямо перед собой. – А тебя, Вань, куда?
– Высади у администрации. Сам доберусь дальше, – сухо сообщил Иван.
– Ну хорошо, как скажешь, – кивнул дядь Сережа.
Оставшуюся часть пути все молчали. Мы проехали несколько деревень, перемежавшихся полями. Каждый раз, глядя на деревянные и кирпичные домики, я думала, что деревни эти почти не отличаются от наших поволжских деревень. Лишь какое-то ощущение нереальности, приправленное перчинкой опасности и неизведанной новизны, оттеняло их.
Еще я думала, почему я не боюсь. Ведь все внушали мне, что здесь опасно. Здесь не так уж далеко идут бои, здесь гибнут люди, здесь часто происходят обстрелы. Осознавая все это, я переводила взгляд на крепкий затылок Ивана. И понимала, что пока этот человек рядом, мне не страшно ничего. Как бы он ко мне ни относился, а ему, скорее всего, глубоко плевать на меня, он все равно меня защитит, даже если придется отдать жизнь. Потому что он вот такой. Мордор. И этим все сказано.
Но я поняла и другое. Я не боялась за себя. Но я боялась за него. Я вдруг четко поняла, что я переживаю за этого незнакомого мне человека именно по той причине, что он готов беспрекословно отдать за меня жизнь просто потому, что я – своя. Даже если я ему не нравлюсь, поскольку бесполезна совершенно в условиях боевых действий. И я впервые за долгое время вдруг мысленно помолилась – за него, к собственному удивлению.
Не то чтобы я была истово верующей. Я не была воцерквленной, редко посещала церковь, редко молилась, не постилась, да и на исповеди забыла когда последний раз была. Но вот сейчас мне захотелось прочесть молитву за этого молчаливого мужика на переднем сиденье. Просто от души. И я прочла.
Он словно почувствовал это. Немного повернул голову в мою сторону. Но как только я закончила