всего того ужасного, что произошло с дядей и с Марфой Ильиничной… я не встречался с ними. А вот за сутки до их убийства мы виделись. Пришел я к дяде где-то часа в четыре вечера… Выпили мы немного, посидели самую малость, поговорили по-родственному. А потом я и ушел, – поднял Семен Пирогов на майора горестный взгляд.
– Нам известно, что Дмитрий Лукич переписал свое завещание в пользу вашей сестры.
– Переписал… Ну и что с того? Это не повод, чтобы его убивать. Или вы думаете иначе? Я совершенно не держу на него никакого зла. У меня есть свой дом, и он не хуже, чем у Дмитрия Лукича… Если бы я на родного дядю руку поднял, так меня бы мать с того света прокляла! Ну вы сами подумайте, чего нам делить? Я и сам не бедный человек.
Семен Пирогов прикрыл лицо руками. Виталий Викторович молча наблюдал за ним: «У мужчины действительно сдали нервы или, быть может, это такая тонкая игра в истеричность? Хотя на убийцу он не похож… Во всяком случае, преступники обычно так себя не ведут. Возможно, что так оно все и было, как он рассказал».
– А в каких вы отношениях с вашей двоюродной сестрой Евой Пироговой?
– Представьте себе, что в самых дружественных. Вы удивлены? – Пирогов поднял голову и как-то по-особому смело посмотрел на Виталия Викторовича. – И она вам скажет то же самое… Я уверен, что Ева во всей этой страшной истории совершенно ни при чем! Вы бы побеседовали с ней. Она совсем девчонка. Дурочка! Приехала из глухой деревни! Когда случилась трагедия с моим дядей и его женой, она и вовсе на трамвае каталась!
– И почему же?
– Вам это кажется странным? Так она раньше кроме коров да свиней ничего и не видела. Трамвай для нее в диковинку. Она только здесь их, в городе, впервые увидела. А каталась она потому, что хотела таким образом успокоиться, понимала, что происходит нечто страшное!
– Я допускаю, что все сказанное вами правда… А где вы были сами с семи часов вечера до одиннадцати?
– Вот вы все куда гнете… Я был дома. Можете спросить у моей жены.
– Кроме жены, еще кто-нибудь может подтвердить ваше алиби?
– Меня в этот день больше никто не видел.
– Вы что, целый день провели дома?
– Представьте себе – я целый день провел дома! И у меня не было желания куда-то выходить.
– И что вы делали?
– Читал книгу!
– Какую книгу?
– Горького. «Мои университеты». Он ведь тоже жил на Марусовке. Пекарня, где он работал, недалеко отсюда.
– Не торопитесь с ответом, вспомните, – настаивал Щелкунов. – Если вы сами никуда не выходили из дома, так, может, к вам кто-нибудь приходил? Ну, скажем, соседка за солью зашла или, к примеру, почтальон с заказным письмом заявился. Может быть, кто-нибудь из управления пришел?
Пирогов обхватил большими и сильными руками крупную голову и замолчал. Во взгляде прочитывалось отчаяние, а склоненная над столом фигура представлялась воплощением бессилия. «Ну почему все это произошло именно со мной?! За что мне такая пытка?!