больше хлеба, – Сергей развел руками и полез в рюкзак, надеясь там обнаружить хоть какие-нибудь завалявшиеся куски. Не найдя, ответил с искренним сожалением: – Сказала бы пораньше, я бы оставил тебе свою часть.
– Ничего, я не голодная, я просто, – махнула она рукой. Попробовала поднять котелок. И рассмеялась: – Дай мне ложку! Я буду пить чай ложкой. А то у меня слишком тяжелая чашка.
Коростылев допил чай и поставил баночку возле костра на камень. Постоял несколько минут, согревая спину теплом от костра. С наслаждением вдохнул чистый воздух:
– Спасибо за ужин.
Сергей кивнул. Катя не ответила. Сидя на камне, она смотрела на огонь и держала в руках ложку, болтая ее между пальцев, а ее коленки нервно тряслись, стукаясь друг о друга.
– Катюша… – с этими словами Коростылев вылез из палатки через мгновение. – Все-таки, я врач. Выпей, пожалуйста.
На ладони Коростылева лежали несколько таблеток. Катя с готовностью протянула руку в ответ, точно ей было абсолютно без разницы, чем заглушить свою боль, которая проявлялась во внешнем мире плохо подавляемым раздражением, и во внутреннем – пожирающим драконом.
Сергей мгновенно встрял посередине, точным ударом перевернув руку Коростылева. Таблетки улетели в траву:
– Своих пичкай.
– Коростылев, почему они не разговаривают? – спросила Катя.
– Считай, что они больны, – после долгой паузы ответил Коростылев.
– Чем? – удивилась она.
– Молчанием, – отрезал он. Сейчас академик совершенно не походил на того добродушного старичка, которого знала Катя в Таркабулаке. То есть он также улыбался, был ко всем добр и заботлив, но вместе с тем Коростылев стал немного другим – уверенным и в то же время виноватым, боязливым и в то же время спокойным, молчаливым и в то же время энергичным.
«У него какая-то тайна, и он не хочет о ней говорить. Скорее всего, она не очень хорошая, – подумала Катя. – А чему я удивляюсь? У Сергея тоже есть тайна, но ее я знаю. Да и у нас с Музыкантом есть то, о чем мы вряд ли кому расскажем. Где же ты, мой мальчик, что случилось, почему не отвечает твой телефон и телефон Соломона? Как я боюсь, что произошло необратимое. Измени, уйди, но только дай мне знать, что ты жив, и что все у тебя хорошо…»
Коростылев скрылся в палатке.
– В пять подъем, – донеслось оттуда. – Костер тушите.
Катя с любопытством взглянула на Сергея:
– Ты чего?
– Ничего, – буркнул он.
– Я бы не отказалась от успокоительных, потому что сама себя раздражаю в последнее время.
– Не надо, – мотнул головой Сергей. – Это пройдет. Неизвестность и неопределенность всех выматывают. Все будет хорошо.
– Самое дурацкое утешение в мире, – сникла она. – Ты знаешь о том, что оно никогда не сбывается?
– Придет и его время, – Сергей улыбнулся и протянул руки к костру, растопырив костлявые пальцы, кожа на которых по краям подсвечивалась от огня красно-оранжевым ободком. Катя посмотрела