на подоконнике у себя в комнате в полной тишине. Не звенели жетоны на ошейнике Тэма, не стучали его коготки по полу из сосновых досок. Не было ничего, кроме этой мрачной тишины. Я чувствовала себя ужасно. Два дня после нашего возвращения домой тянулись как двадцать.
Я посмотрела на свою старую гитару, стоящую в углу. За последние три года, с тех пор как появился Тэм, я к ней почти не прикасалась. Я занималась только Тэмом.
Теперь же, когда мои руки ничем не были заняты, а на сердце было пусто без Тэма, я захотела как можно крепче прижать гитару к груди. Я захотела прикоснуться к ней и пройтись пальцами по струнам.
И только я собралась встать, как в дверь постучали и на пороге появилась бабушка. Она была высокая и стройная, ее длинная коса была уложена короной на голове.
– Эбби, дорогая, к тебе пришли, – сказала бабушка.
Я плюхнулась обратно на подоконник, и в комнату вошла моя подруга Оливия Мак-Баттарс, самая маленькая, самая скромная и самая умная девочка среди шестиклассников. А может, и во всем мире.
Оливия посмотрела на меня сквозь свои огромные очки. Большинство детей в школе говорили, что взгляд ее светло-зеленых глаз слишком проницательный. Кажется, что она заглядывает тебе в душу. Но я думаю, что на самом деле это не плохо.
Оливия пересекла комнату, села рядом со мной и вздохнула.
– Мне жаль, что так получилось с Тэмом.
Никакой пустой болтовни. Оливия сразу же перешла к делу.
– Даже не знаю, что и думать, – сказала я, изо всех сил стараясь не расплакаться. – И это сводит меня с ума.
Оливия легонько коснулась моей руки.
– Я понимаю, о чем ты говоришь.
Она сказала это не для того, чтобы показаться любезной, нет. Она действительно знала.
В прошлом году сразу после Рождества Оливия приехала в Хармони-Гэп из Балтимора, что в Мэриленде. Она переехала сюда к своему дедушке, мистеру Альфусу Сингеру, после того как ее родители бесследно исчезли, пролетая над Тихим океаном на одном из крошечных самолетов. Оливия однажды сказала мне, что ее мама превратилась в русалку, она всегда об этом мечтала. И это стало для нее утешением.
Так мы и сидели с Оливией на подоконнике, не говоря ни слова, просто слушая ветер, гуляющий среди деревьев, и раскаты грома далеко в горах.
Наконец я спросила:
– Оливия, как ты думаешь, есть хоть какой-то шанс, что Тэм все еще жив? – Я знала, что Оливия скажет мне правду.
Она долго молчала. Ее взгляд блуждал по комнате, останавливаясь на фотографиях и нарисованных портретах Тэма, на созданных мной картах, на которых было изображено то, что мы с Тэмом сделали и что еще планировали сделать.
Потом Оливия повернулась и взглянула мне в глаза.
– Моя мама всегда говорила, что любовь творит чудеса.
Это все, что следовало сказать. Это все, что мне