С праздником!
Он сошел со сцены под громкие аплодисменты и крики заключенных, воодушевленных его простой речью, которую каждый понял по-своему, и прошел на свое место, по-прежнему не желая сидеть в первом ряду. Инесса Павловна скомандовала музыкантам, разместившимся в правом углу сцены, и заиграла музыка.
То, что потом происходило, потрясло всех.
В глубине сцены Урманова выбрасывала плакаты, на которых были кратко описаны действия. По центру расхаживала в самодельной форме Клавка, нахмурив брови. Перед ней стояло несколько заключенных; из-за кулис показался обоз, сделанный из двух жердей. Было понятно, что привезли новых. Полька шла с обозом в платье Ирины: Инесса Павловна нарочно убедила Ирину надеть другое, сшитое из остатков кулисной ткани для выступления Клавки. Заключенные присоединились к шеренге, и Клавка имитировала перекличку. Когда подошел черед Польки (то есть Ирины), Клавка (то есть Ларионов) приказала жестом выйти вперед и показала пальцем в сторону Урмановой, которая вытащила плакат с надписью «ШИЗО». Полька пошла в ШИЗО, а Клавка села за стол, закурила и демонстративно закидывала стопку за стопкой: на столе стояла бутылка из-под коньяка с суррогатным чаем.
Потом Польку привели к Клавке, и всем стало ясно, что Полька убеждает Клавку, что надо что-то делать. Потом на сцене был показан процесс создания актового зала. Сцена заканчивалась просто. Артисты – семеро заключенных, среди которых и Клавка, и Полька, – стояли в ряд спиной к сцене, а потом по очереди развернулись, сложив слово «СПАСИБО» – у каждого в руке был лист с буквой.
С самого начала номера Ларионов почувствовал, как у него замерло сердце. Большинство заключенных в зале засмеялись уже на плакате «ШИЗО». Постепенно заулыбались и конвоиры, забывая, зачем пришли. На сценках перепалок между Ларионовым и Ириной, умело сыгранными Клавкой и Полькой, сам Ларионов поймал себя на улыбке. Он не ожидал такой ироничной, но при этом трогательной постановки, мастерски продуманной до мелочей. Пантомима лишала артистов необходимости говорить, что давало возможность каждому интерпретировать сцену по-своему. Клавка, одетая в мужской костюм, но без намека на униформу, могла быть кем угодно, но все понимали, что это был именно Ларионов. Плакаты с надписями не имели смысла без контекста сцен и были лишь несвязными словами.
Ларионов впервые совершенно явственно почувствовал, как служение людям наполняет сердце теплом и силой. Крошечные шаги в его заботе о народе вызвали огромную волну добра в нем же. Он не понимал, какова природа этого душевного движения, но чувство благодарности проникало уже в его существо, вызывая беспричинную радость. И он был в шаге от пропасти! Он мог загубить все одним махом, уехав в Москву.
Ирина, потрясенная, встретила артистов за кулисами, не в силах вымолвить ни слова. Женщины бросились обниматься, а Ирина раскраснелась от смущения и неожиданности. Она видела из-за кулис реакцию Ларионова, и как администрация беспрестанно оборачивалась на него и, заметив его благодушное отношение