пожаловать в тень, капитан. Она, знаете ли, имеет свойство поглощать… навсегда.
Не оборачиваясь, Валиев вышел. Дверь за ним бесшумно закрылась. Человек в сером смотрел вслед капитану, легкая, почти незаметная улыбка тронула его губы. Взяв со стола папиросу, он глубоко затянулся. Дым медленно растекался по комнате, скрывая в своих клубах и настольную лампу, и сейф, и его самого.
Поднявшись, он подошел к окну, ленивым жестом отодвинул тяжелую штору и устремил взгляд в дождливое окно, наблюдая за тем, как струи воды стекают по стеклу.
– Муравьи… – прошептал он. – Всего лишь муравьи…
0
Дождь хлестал с такой яростью, будто небо мстило земле. Ледяные струи, смешанные с потом, стекали по лицу. Лес ждал моей ошибки. Ветви царапали кожу, сбивали с ног. Боль в висках. Огонь в легких. Трудно дышать.
Беги, идиот…
Бегство… Знакомое чувство. Апатия, бесконечный поток дешевого бухла, пустые глаза, безразличные прикосновения. И этот запах – кислый перегар, смешанный с чьим-то дурным дыханием.
Впереди просвет. Посреди лесной чащи возвышалось древнее, могучее дерево; его ветви тянулись к небесам, словно руки гиганта, молящего о пощаде. Я прислонился к шершавому стволу, жадно хватая воздух.
Покой. Неожиданный, необъяснимый. Вокруг меня кипела жизнь. Муравьи деловито сновали по своим тропам, восстанавливая разрушенные ливнем мостики. Изумрудный паук, укрывшись под широким листом лопуха, терпеливо чинил свою паутину. Где-то вдалеке раздался стук дятла.
На мгновение я и забыл, от чего бегу. Но только на мгновение.
Сумерки, будто огромная стая черных птиц, накрыли лес своими крыльями, поглощая последние лучи заката. Чудовище ждало, затаившись где-то среди ветвей. Незримое, но осязаемое. Оно приближалось. Хруст веток. Мускусный запах, смешанный с гниющей плотью.
Нащупал на поясе нож. «Да ну, какое это оружие?» Но бежать я больше не мог. Не хотел.
С трудом поднялся. Боль в колене – тупая, ноющая пульсация.
Его глаза – два красных уголька, горящих в вечерних сумерках. Они закружили меня в водовороте воспоминаний, выхватывая из забвения моменты жизни, которые казались давно потерянными.
Вкус спелой земляники, собранной с бабушкой в огороде. Прыжок в прохладное озеро. Вспомнилось, как я строил шалаш в лесу. Мне было лет семь, и я был уверен, что мой шалаш – настоящая крепость, неприступная для пиратов и индейцев. Студенческие гулянки, наполненные искренним смехом. Тепло первых поцелуев, неловкость первого секса. Всё это – фрагменты моего «тогда» – теперь казались такими далёкими, нереальными.
Мамина улыбка, этот луч света, пробилась сквозь тьму, как же сейчас мне не хватает её тепла, её простоты, искренности. «Как я мог не ценить это?» – с болью думал я, вспоминая каждый момент, когда мог сказать «спасибо», обнять, просто побыть рядом.
Каким же я был заносчивым, самовлюблённым. Неудивительно, что у меня