Я бы не посмел, – читавший свои стихи молодой человек отшатнулся и испуганно посмотрел на учителя, лицо которого в тусклом свете ламп казалось воплощение самой строгости. – Я просто… Я просто представил, какие у нее прекрасные нежные плечи.
– Негодник! Ты тайно вожделел принцессу? Дочь нашего великого халифа Абу Джафара Харуна ибн Мухаммеда17, да пребудет с ним благословение Всевышнего, – грозно сверкнул глазами наставник. – Ты знаешь, что это великий грех?
– Нет, – дрожащим голосом пролепетал юноша.
– Что нет?
– Я знаю, что это грех. Поэтому не вожделел. А только подумал.
– Ладно. Верю, – визирь откинулся на подушки и мечтательно посмотрел на звездное небо. Он и полудюжина учеников сидели на плоской крыше медресе18, читали стихи и наслаждались покоем прохладной весенней ночи и звездным небом. – Но запомните вы все. Вожделение – грех, – наставник зевнул и почесал живот. – Хотя в некоторых случаях можно и повожделеть. Я вот помню, когда был молодым, вожделел одну служанку. И даже несколько раз. В то время я был юн и горяч, почти как вы. Правда, у меня не было такого мудрого учителя, как у вас, чтоб охладить мой пыл, а то бы…
– О мудрейший визирь, – прервал его воспоминания поднявшийся на крышу стражник. – К вам проситель. Вернее, гость.
– Какой еще гость? Сейчас ночь. Ты что, не видишь, я занят с учениками? Отошли его прочь. Пусть приходит утром после молитвы.
– Это торговец. Почтенный Умар ас-Сафах. Тот, кого вы просили пускать в любое время. С ним еще один несчастный. Он не в себе. Трясется, как камыш на ветру, и лопочет что-то невнятное.
– Ас-Сафах? В столь поздний час? Наверно, что-то случилось. Отведи их в сад. В здании еще не спала дневная жара, – визирь, подобрав полы расшитого золотыми нитями дорогого халата, поднялся с подушек и бросил строгий взгляд на притихших учеников. – Что рты раскрыли? Я вас покину ненадолго. К моему возвращению чтобы закончили два восьмистишья о великолепии принцессы. И чтоб без вожделения! – для пущей острастки он погрозил юношам линейкой.
В саду медресе Абу́ аль-Фадля19, визиря, придворного астролога и главного библиотекаря Хизанат аль-хикма20, у фонтана ждал нервно прохаживающийся торговец. Рядом с ним на земле сидел, покачиваясь вперед-назад, изможденный человек, судя по сапогам, железному нагруднику, перевязи для меча и наручам, – воин.
– Что привело тебя ко мне в столь поздний час? – сдвинув брови, спросил визирь.
– О мудрейший! Беда! На нас движется беда! – запричитал ас-Сафах, отвесив низкий поклон.
– Что за беда? Рассказывай, – почувствовав недоброе, аль-Фадль ухватил торговца за локоть и усадил на край фонтана.
– Страшная беда. Страшная. Пустыня взбунтовалась и породила полчища джинов. Они идут на Багдад, чтобы разрушить этот прекрасный город и пожрать наши души. О Всевышний, помоги нам! Мой караван, мой бедный караван.
– Что ты мелешь! Успокойся. Какие джины?