так юна, – терпеливо заметил Уильям. – Когда у нее будет ребенок…
Мисс Хизер улыбнулась.
– Да, это верно, мистер Уильям. Но на самом деле это такое расточительство. У Куры восхитительный голос…
Уильям вынужден был признать ее правоту. Кура будет петь детям на ночь самые чудесные колыбельные.
Сейчас он перенес свою несколько вздорную молодую жену через порог их общей спальни. Конечно, у него и у нее были и свои комнаты. Спальня была выдержана в теплых свежих тонах, балдахин над кроватью и гардины были сшиты из тяжелого шелка. Уильям увидел, что кто-то постелил свежее белье, – здесь же стояла горничная Куры, готовая помочь ей раздеться.
– Нет, оставь это. – Тяжело дыша от возбуждения, Уильям отослал девушку-маори, потому что, подержав Куру в объятиях, он распалился еще сильнее.
Девушка, хихикая, удалилась. Уильям опустил жену на постель.
– Ты сама снимешь платье или…
– Какое платье? – Кура просто разорвала вырез. Она не стала мучиться с крючками и корсажем. Да и зачем? Все равно подвенечное платье она надевать больше не будет.
Уильям почувствовал, как нарастает возбуждение. Ее необузданность крушила все рамки приличий. Отбросив размышления, он тоже потянул нежную ткань, как можно скорее выбрался из брюк и, еще наполовину одетый, бросился на нее. Он целовал ее шею, верх груди, снимая корсаж, что получилось не так быстро, поскольку китовый ус упорно сопротивлялся. Но потом она наконец-то осталась голой и требовательно протянула руки к нему. В принципе, Уильям знал, что с девственницами нужно обращаться нежно, – дочери его арендаторов временами даже плакали, когда он с ними спал. Однако Куре было неведомо чувство стыда. Она хотела почувствовать его в себе и, судя по всему, прекрасно знала, что ее ждет. Это показалось Уильяму странным. По его мнению, женщина не должна быть такой жадной. Но потом он полностью отдался ее страсти, целовал ее, терся об нее и, наконец, ликуя, вошел в нее. Кура резко вскрикнула – Уильям не знал, от боли или от страсти, – затем громко застонала, когда он стал двигаться внутри нее. Она впивалась ногтями в его спину, словно хотела заставить Уильяма войти еще глубже. Наконец он взорвался в экстазе, в то время как Кура впилась зубами в его плечо и заплакала от наслаждения, чувствуя утоленное желание. Но вскоре она уже снова целовала его, требуя большего.
Ничего подобного с Уильямом никогда прежде не случалось, он никогда не думал, что такая страстность вообще возможна. А Кура тонула в невероятном потоке мелодий и чувств, и ни одна ария или любовная песня не вызывала у нее такого восторга. До сих пор музыка правила ее жизнью, и она знала, что гармония никуда не денется. Но это было сильнее, и она готова была сделать все, чтобы пережить подобное снова и снова. Броня равнодушия этой девушки треснула в первую брачную ночь, и Уильям дал Куре все, о чем она мечтала.
Джеймс МакКензи наблюдал за Гвинейрой, весело порхавшей от одного танцора к другому. Невероятно, что этому сгустку энергии скоро шестьдесят. Но сегодня Гвин