для размышления. Поэтому-то Риккабокка и не дал никакого ответа на замечание Франка касательно каникул; он соблюдал молчание до тех пор, пока не кончил записки, прочитал ее три раза, запечатал сургучом, который растапливал чрезвычайно медленно, а потом, вручив ее Франку, сказал:
– За вас, молодой джентльмен, я сожалею, что каникулы ваши кончаются так рано; за себя я должен радоваться, потому что принимаю благосклонное приглашение, которое вы, передав его лично, сделали лестным для меня вдвойне.
«Нелегкая побери этого иностранца, с его комплиментами!» подумал англичанин Франк.
Итальянец снова улыбнулся, как будто на этот раз, не употребляя в дело своих черных, проницательных глаз, он читал в сердце юноши, и сказал, но уже не так вычурно, как прежде:
– Вероятно, молодой джентльмен, вы не слишком заботитесь о комплиментах?
– нисколько, отвечал Франк, весьма простодушно.
– Тем лучше для вас, особливо, когда дорога в свете для вас открыта. Оно было бы гораздо хуже, если бы вам приходилось открывать эту дорогу самому.
Лицо Франка ясно выражало замешательство; мысль, высказанная доктором, была слишком для него глубока, и потому он заблагоразсудил обратиться к картинам.
– У вас прекрасные картины, сказал он: – кажется, они отлично сделаны. Чьей они работы?
– Синьорино Гэзельден, вы дарите меня тем, от чего сами отказались.
– Что такое? произнес Франк, вопросительно.
– Вы дарите меня комплиментами.
– Кто? а! совсем нет. Однако, эти картины превосходно написаны…. не правда ли, сэр?
– Не совсем; позвольте вам заметить, вы говорите с самим артистом…
– Как так! неужели вы сами писали их?
– Да.
– И картины, которые в зале?
– И те тоже.
– Вы снимали их с натуры?
– Натура, сказал итальянец, стараясь придать словам своим большее значение, быть может, с той целью, чтоб избегнуть прямого ответа: – натура ничего не позволяет снимать с себя.
– О! произнес Франк, снова приведенный в крайнее замешательство. – Итак, я должен пожелать вам доброго утра, сэр. Я очень рад, что вы будете к нам.
– Вы говорите это без комплиментов?
– Без комплиментов.
– А rivedersi – прощайте, молодой джентльмен! сказал итальянец. – Пожалуйте сюда, прибавил он, заметив, что Франк устремился совсем не к той двери. – Могу ли я предложить вам рюмку вина? оно у нас чистое, неподдельное, собственного нашего изделия.
– Нет, нет, благодарю вас, сэр! вскричал Франк, внезапно вспомнив наставление своего родителя. – Прощайте; пожалуста, не беспокойтесь: теперь я один найду дорогу.
Однако же, вежливый итальянец проводил гостя до самой калитки, у которой Франк привязал свою лошадку. Молодой джентльмен, опасаясь, чтобы такой услужливый хозяин дома не подал ему стремени, в один миг отвязал уздечку и так торопливо вскочил