за это время управимся.
– А если раньше управитесь?
– На поезде вернемся, – отмахнулся Воронецкий. Он полез во внутренний карман и достал кошелек, после вынул из него несколько ассигнаций и протянул кучеру: – Вот, держи, голубчик. Это тебе на обратную дорогу, что останется, будет на дорогу до Петербурга через месяц. Не прогуляй, смотри.
– Как можно, Михаил Алексеевич, – возмутился кучер, но блеск в его глазах, появившийся при виде денег, заметно померк. Петр расстроился.
– Смотри мне! – потряс пальцем Воронецкий, и кучер, прежде истово ударив себя в грудь, после перекрестился:
– Вот вам крест, барин, не подведу.
– Я тебе верю, – кивнул Михаил. – А теперь бери багаж и неси в гостиницу, только вот что… – он чуть помолчал и продолжил, – не называй нашей фамилии. Барин и всё, понял?
– Понял, барин, – кивнул Петр.
Однако ничего нести ему не пришлось, потому что из дверей гостиницы выскочил лакей. Он поклонился и взялся за один из саквояжей. Петр сгрузил ему остальные вещи, затем поклонился Воронецким и забрался на козлы.
– Счастливо оставаться, барин! – воскликнул он.
– Скатертью дорога, голубчик, – махнул ему Михаил, и они с Глашенькой направились следом за лакеем. За оставшимся вещами уже спешил следующий.
Вскоре «супруги Светлины» поднимались за служащим гостиницы в снятый ими номер. Пришлось сэкономить, чтобы не нарушить выдуманную историю про частного учителя с супругой, хотя по средствам им были комнаты и получше.
– Внизу у нас ресторан, – говорил им служащий. – Там кухня на любой вкус. Хотите французская, хотите русская. Господа артисты и прочая богема любят зайти сюда закусить. Театр-то вон он, рядышком совсем. Если захотите сходить, очень рекомендую. Слышно там хорошо даже на галерке, и представления разные.
– Благодарим, – ответил Миша, но вышло несколько сухо. Ему всё еще было не по себе от того, что назвал женой родную сестру. Служащий, кажется, этого не заметил, потому что продолжал рассказывать, что находится рядом со «Старым фениксом».
А вот Глаша не расстраивалась, она даже с интересом слушала их проводника и кивала, запоминая всё, что он говорил. Девушка с явным интересом рассматривала обстановку холла, увешанного картинами, лестницу, а после и коридор, пол которого был застелен ковром, скрывшего звук шагов. И пока служащий открывал дверь, младшая Воронецкая подошла к картине, висевшей на стене.
– Г.. голубушка, – едва не позвав сестру ее настоящим именем, произнес Михаил, – Соня, не отходи.
– Конечно, Максимушка, – отозвалась она и улыбнулась.
Вышло у нее это столь естественно, будто Миша всегда носил именно это имя, и он ощутил новый виток раздражения.
– Прошу, – произнес служащий. Он первым вошел в номер и повел рукой: – В вашем распоряжении две комнаты. К сожалению, ванной комнаты у вас нет, но есть умывальный столик и отхожее место, простите. Воду приносят утром и вечером, а также по вашему требованию. Кроме того, –