приуныв, склонил на руки красивую, чуть седую голову. Ермаков о чем-то напряженно думал, ежеминутно механически взглядывая на часы. Быкову стало совсем грустно, он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В памяти вставали милые сердцу, страшно далекие образы – синее глубокое небо, легкий ласковый теплый ветерок, белые клочки облаков в темной дрожащей лужице… Земля…
– Хватит, Иоганыч, – раздался голос Юрковского.
Быков поднял веки. Дауге наливал в стаканчик. Руки его дрожали, янтарные капли, весело сверкая в электрическом свете, падали на салфетку, разбегаясь по ней маленькими яркими шариками.
– Это не мне, – строго сказал Иоганыч, – и не тебе…
Он потянулся через закуски:
– Выпей, Богдан… Ну, знаю, что не терпишь, но ради меня – должен!
Юрковский отшатнулся. Держа стаканчик в вытянутой руке, Дауге говорил убеждающе:
– В Дымное море нас все равно не пустят. Эрго – поход окончен. Ради этого абсолютно нельзя не выпить…
Ермаков вдруг поднялся. Совершенно спокойно, не отрывая глаз от циферблата часов, он сказал:
– Извините, я выключу свет. Надо осмотреть окрестности.
– П-пожалуйста, – с трудом проговорил Быков, не отрывая глаз от белых щек Дауге.
– Помогите мне, Алексей Петрович, – проговорил Ермаков. Он словно ничего не замечал.
– П-пожалуйста, – повторил Быков.
Они поднялись в командирскую башенку. Ермаков погасил свет. В наступившей темноте зазвенел резкий, нездоровый смех Дауге.
– Ты прав, Богдаша… Ты прав.
Ермаков развернул дальномер в сторону юга и прильнул к окулярам. Быков нагнулся ко второму дальномеру. Он не понимал, что делает. Он слышал только резкий смех за спиной, непонятные слова (Дауге начал громко говорить по-латышски), шепот Юрковского:
– Григорий… Гриша… Успокойся… Гриша…
А потом перед его глазами в свинцово-черном круге, расчерченном фосфоресцирующими штрихами, вдруг вспыхнули одна за другой две яркие кроваво-красные звездочки – невысоко над черной бездонной полосой горизонта.
– Отсчет, – неожиданно хриплым голосом проговорил над ухом Ермаков. – Отсчет, Быков! Не зевайте, черт…
Не думая, машинально и торопливо, Быков засек направление на странные вспышки. Красные звездочки потускнели и погасли.
– …Анатолий Борисович! Ну, скажите же вы ему, пусть выпьет! – негодующе крикнул Дауге.
– Выпейте. Выпейте, Богдан Богданович, – проговорил Ермаков. Он зажег свет в башенке и с лихорадочной поспешностью принялся снимать отсчеты с барабанов своего дальномера.
– Вот так, – с удовлетворением говорил Дауге. – Умница – командира слушаешься. А теперь еще одну…
– Сколько у вас? – быстро спросил Ермаков.
– Высота – десять градусов ноль восемь минут, азимут тринадцать градусов двадцать шесть минут… Но что…
– Молчите, Алексей Петрович… – Ермаков записал числа в блокнот. – Молчите. Об этом после…
Быков взялся пальцами за нижнюю губу.
– Свет! – закричал вдруг Юрковский. – Зажгите свет! Дауге опять плохо!..
Последнее слово Голконды
«Мальчик»