все было тоже вовсе не радужно: металлическая шконка, на которой лежала девушка, казалось, прорастала каким-то неведомым образом прямо в тело девушки, заставляя каждую косточку ныть от боли вследствие побоев. Эти страдания смешивались с нечеловеческим дискомфортом, когда казалось, что любая поза, которую узница старалась принять, причиняла еще больше боли. Ощущалось все это так, будто бы какой-то невидимый демон держал в своих руках саму ее душу и бесконечно терзал ее, не отпуская до конца и в царство сна и, в то же самое время целиком и полностью лишая ее сил в бодрствовании. И все только лишь ради того, чтобы она не была в состоянии хоть как-нибудь улучшить свое положение.
Более того, теперь было очевидно, что это сам мир был настроен против нее, поскольку объективно не было никакой иной внешней силы, которая могла бы вырвать ее из этого безусловного ада с бесконечно повторяющимися пытками и болью, и никто не мог ей помочь, потому что ее жизнь ничего не стоила.
Казалось, некий извращенный интерес она представляла собой лишь для тех кошмарных видений, которые одно за другим продолжали посещать ее. В каких-то она тонула в ледяной воде и не была способна даже вздохнуть, в то время как ее сознание высасывали как какой-то коктейль через невидимую трубочку. В других ее, напротив, бросало в такой жар, что она готова была отдать что угодно за глоток воды. Возможно, именно общая обезвоженность и вызывала все эти реакции мозга, которые в той или иной степени относились к ее угнетаемому во всех смыслах уму.
Самым страшным являлось то, что ее сознание будто бы уже начало привыкать ко всему этому ужасу, что ее окружал. Поэтому все то, что происходило с ней до этого заключения, будь то хорошее или плохое, теперь больше представляло собой не более чем насмешливое наваждение, которое без следа рассеивалось при первом пробуждении в этих давящих холодных стенах. Думать и даже просто вспоминать об этом было не то, чтобы даже больно для путешественницы, но скорее, и это было даже еще страшнее, бессмысленно, поскольку она уже бесконечное количество времени была отрезана от внешнего мира. Что еще хуже – она знала, что больше никогда не увидит улыбающегося лица, потому что она больше никогда не будет свободной.
Она своими руками погубила близкого ей человека. Безусловно, ее вынудили так поступить, однако этим она все равно никак не могла себя оправдать, поскольку чувствовала, что что-то в ней в этот момент умерло. И она уже не боялась того, когда весь их корпус отправят за Горизонт. И хотя номинально после этой так называемой командировки она, даже несмотря на свое происхождение, мгновенно получала помилование, узница прекрасно понимала, что оттуда уже не возвращаются. Смерть пугала ее так сильно, что она поклялась самой себе перенести любые пытки, лишь бы сохранить свою жизнь, свой человеческий облик, однако, похоже, переоценила себя и не только сдалась сама, но и подвела любимого человека.
Еще хуже ей становилось, когда она представляла