поворот руля, каждое нажатие педали приближали её к тому, что действительно важно.
К настоящей дружбе. К человеку, который нуждался в ней прямо сейчас. К Соне, которая всегда была рядом, без масок и притворства.
Фары встречных машин пробивались сквозь дождевую завесу как маяки, указывая путь. Ксения знала, что делает правильный выбор. В конце концов, разве не в этом настоящая сила – в способности отличить важное от наносного, истинное от иллюзорного?
Соня была её настоящим другом, и сейчас она нуждалась в ней больше, чем когда-либо. А всё остальное – офисные интриги, несбывшиеся надежды, мимолётные взгляды – всё это растворялось в дожде, превращаясь в ещё один урок, ещё один шаг к пониманию себя.
Глава 4. Роковой звонок
Дождь лил как из ведра, превращая вечерний город в размытую акварель. Ксения крепко держала руль, стараясь сосредоточиться на дороге. Дворники со скрипом метались по лобовому стеклу, едва справляясь с потоками воды. Впереди, в десяти метрах, горел зелёный свет светофора, приглашая проехать перекрёсток.
Неожиданно тишину салона разорвала мелодия звонка. На экране телефона высветилось: "Мама". Ксения тяжело вздохнула, чувствуя, как внутри всё сжимается. Этот разговор не будет приятным – она знала это наверняка. Но всё же ответила:
– Алло, мам.
– Ксюша, ну как корпоратив? – голос матери звучал обманчиво мягко, но Ксения уже слышала в нём знакомые нотки недовольства.
– Отлично.
– Почему так рано уехала?
– Соня заболела, еду к ней.
– А что ты надевала? – посыпались вопросы, словно град на стекло. – И куда ты сейчас едешь? Опять в свои разгромы?
Ксения сжала руль до побелевших костяшек. "Разгромы" – так мама называла её квартиру, её собственное пространство, купленное на заработанные своим трудом деньги. Нет, это была не роскошная студия в центре города, о которой мечтала мама для своей дочери. Это была небольшая квартира в спальном районе, но каждый её сантиметр был пропитан любовью и трудом.
Они с Соней сами делали ремонт, не нанимая рабочих. Красили стены, клеили обои, собирали мебель. Каждая стена хранила воспоминания о их смехе, спорах о цвете плинтусов и совместных перекусах на полу среди банок с краской. Это было её пространство, её мир, и она гордилась им.
– Мам, я уже говорила, это моя квартира, – Ксения старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. – Я благодарна тебе и папе за всё, что вы для меня сделали, но… – она сделала паузу, подбирая слова. – Но мне не нравится, что ты каждый раз так говоришь о моём пространстве. Пойми, что мне хорошо там.
– Ну да, благодарна, – в голосе матери зазвучала явная ирония. – А кто тебе образование дал? Кто тебя кормил, одевал? Ты жила, ни в чём не нуждаясь! А теперь ты выбрала эти трущобы…
Ксения прикрыла глаза на мгновение, пытаясь справиться с нахлынувшим раздражением. В памяти всплыли десятки похожих разговоров. "Вот, Ксюша, посмотри, это платье стоило столько-то," – говорила мама, словно каждая купленная вещь должна была превратиться