оть куда-нибудь, и, наконец, получить хоть какую-то стабильность. Но все мои ожидания осыпались, как карточный домик, придавив меня сверху вроде бы бумажными и совсем на первый взгляд незначительными проблемами, которые по отдельности и выеденного яйца не стоят. Но это если по отдельности, а в целом, когда ты погребён под кучей мелких, но многочисленных задач, жизнь выглядит уже не в радужном и даже не в чёрно-белом свете.
– А что ты хотел, Максим? Ты был на испытательном сроке, и ты его провалил.
– Как провалил?
– А вот так. Недостача, жалобы покупателей… Понимаешь, я на них обязан отреагировать, провести служебную проверку, а оно тебе надо? А вдруг ещё что-то вскроется? Тогда одним увольнением не отделаешься. Я бы на твоём месте радовался, что вот так легко устранился от возможных неприятностей.
Иван Иваныч смотрел мне в глаза, улыбался, и даже, пока я стоял и молча разглядывал лужу под холодильником и утонувшего в ней таракана, похлопал меня по спине.
– Ты пойми, я бы рад тебе заплатить… Но весь твой гипотетический заработок ушёл на компенсацию недостачи. На самом деле, там кое-что остаётся, но нам ещё нужно отчитаться за тебя в налоговой, чтобы ни у тебя, ни у нас потом не было проблем. Но ты не расстраивайся, ты человек хороший и тебе просто не повезло. Не твоя это тема, Макс, – продолжал Иван Иваныч свой монолог легонько подталкивая меня к выходу.
Сжав пальцами лямку сумки так, что побелели костяшки пальцев, громко хлопнув в отместку входной дверью, я шагнул в прохладу ночи, глубоко вздохнул и попытался успокоиться.
От хлопнувшей двери с верхней полки стеллажа упала банка зелёного горошка, Иван Иваныч дёрнулся в сторону и, поскользнувшись на луже, что изрядно увеличилась в размере, упал на спину, проехал вдоль полок и словно шар для боулинга, выбил страйк в горку шампанского.
От удара пробки в некоторых из них вылетели, залив и без того мокрого мужчину пеной. И щедро присыпав свалившейся со стеллажа, за который Иван Иваныч пытался держаться как за спасательный круг, давно протухшей курицей. Разболтавшийся крепёж полок этого не выдержал и, накренившись, уронил стеллаж с оставшейся курицей вниз.
Дикий вопль был слышен далеко за пределами района, но почему-то он был схож с криком самки лося во время гона, и несколько обитавших в ближайшей округе особей, решили выдвинуться к объекту любви незамедлительно. Говорят, что в СМИ еще долго крутили новость о лосях, вышедших к супермаркету. Почти неделю они никуда не уходили, не боялись людей, охотно с ними позировали и даже ели с рук, пока потерявшие их самки не стали звать их обратно. Разочарованные рогатые мужчины из собственнических соображений вроде «а вдруг их дам уведут» выдвинулись в обратный путь.
Я шёл по дороге в сторону остановки, а в кармане тоскливо звенела последняя, отложенная на проезд до дома, мелочь.
А дома…
А что дома? Ждали голодный кот и пустой холодильник, и, возможно, хозяйка квартиры, а может и нет, время было уже позднее… Не будет же она караулить меня возле двери в полночь. Хотя… Клара Леопольдовна была способна и не на такие подвиги. В пору своей юности она занималась альпинизмом и сейчас была вполне уважаемой в определённых кругах старушкой на выданье. Это не мешало ей красить волосы в разные цвета, носить пирсинг и восхищаться новой постановкой в оперном театре, куда её примерно раз в месяц активно зазывали новые кавалеры.
Кстати о старушках…
– Сынок, ох… Сынок, помоги… – откуда-то сбоку из кустов, раздался тихий жалобный голос, который я сначала даже и не расслышал.
Аккуратно подойдя к обочине, я взглянул вниз и увидел бабушку в белом платочке, завязанном на манер банданы. Старушка стояла в низине и тянула, что было сил, небольшую, пятнистую коровёнку, меланхолично жующую траву и никуда не собиравшуюся уходить.
– У, зараза рогатая! Ну что ты упёрлась-то? Пошли домой. А то сожрут тебя бомжи, и не жевать тебе вкусной травы, да не давать мне молока, – причитала бабулька. – Ну что стоишь, окаянный? Видишь – заглохли мы… Помоги нам уже, сынок, из канавы этой проклятущей вылезти, – пуще прежнего взмолилась женщина.
И пока я соображал, каким образом я могу ей помочь вытянуть из канавы корову, она, не прекращая, причитала.
– Я сейчас! Сейчас! Только спущусь! – прокричал я, осматривая в кромешной тьме, спуск.
Аккуратно прошагав, чтобы не поскользнуться на мокрой траве, прыжком преодолев последнее расстояние, я уткнулся носом в тёплый, мохнатый бок коровы.
Та от испуга замычала и, повернув в мою сторону морду, попыталась цапнуть меня за руку. Когда у неё это не получилось, она издала грустное мычание, и на космической скорости, высоко взбрыкивая задними ногами, стартанула с места в карьер и понеслась в темнеющее за канавой, поле. Следом за коровой, мелькнув в воздухе обутыми в калоши ногами, мимо меня пролетела привязанная к корове бабуля.
Собирая по пути все кусты и кочки, бабуля слала на мою голову мыслимые и немыслимые проклятия.
– Чтоб ты сдох, ирод! Враг рода человеческого… – доносился удаляющийся голос бабули из темноты. –