женщина в ужасе пытается убежать от воскресшего мужа.
Хотя чему тут удивляться? Это то же самое, когда ты сам похоронил хомяка в коробке, зарыв его во дворе под деревом, а через два дня он стоит на пороге весь в земле и злой. И вроде бы и радоваться надо, но почему-то страшно.
А Наденька всё ползла по полу, царапая красными ноготками линолеум.
– Да не уползай же ты! – прокричал ей в след покойный Рутенберг. – Давай поговорим! Неужели ты не рада что я жив?
«Он ещё и издевается! Сейчас бы вспомнить хоть одну молитву или хотя бы вооружиться осиновым колом. Может, святая вода или серебро?», – но увы,Наденька девушка практичная, серебру она предпочитала золото и бриллианты.
Осине – марокканский дуб и красное дерево. Святой воде – воду тройной очистки из фильтра.
Но сейчас её практичность улетучилась, оставив ее не у разбитого корыта, хуже, рядом с собственноручно убитым, о боги, ЖИВЫМ мужем! Может, это сон? Ан нет, предательски сломанный ноготь известил о реальности происходящего.
И взвыв пуще прежнего она из последних сил продолжила уползать от Рутенберга.
Хотя надо сказать, что что-то пошло не так ещё раньше, когда, науськанная Мишей, она почувствовала себя взрослой, самостоятельной личностью, всего добившейся исключительно своим трудом. А может быть, дело было и не в нём, просто пришло время из куколки превратиться в бабочку!
И настолько она уверовала в себя, что в какой-то момент поняла, что её муж тянет её на дно, что если бы не он, у неё уже была бы другая, лучшая жизнь, с дорогими курортами, спа-отелями, бесчисленными любовниками и другими прелестями и развлечениями жизни, недоступной сейчас в скучной серой обыденности.
А всё это: сытая размеренная жизнь в достатке, стабильный отдых несколько раз в год и запланированные подарки от мужа, помеченные в календаре, наводили тоску с послевкусием нереализованной богини. Ей бы расправить крылья и улететь, но как, когда ты в клетке?
Даже та работа, на которую её устроил друг мужа, не приносила ничего, кроме косых взглядов змеиного клубка.
Казалось, что всё вокруг стало такое мелкое, жалкое, точно не её уровня. А она – птица другого полёта, не чета этим квочкам.
Но заикнуться обо всём этом мужу она не могла. Знала, что не поймёт. Да и если и поймёт, то весь её привычный уклад жизни изменится. Да даже вот этот фарфоровый сервиз, и тот придётся отдать мужу. Нет, так дело не пойдёт. Ведь жалко, жалко сервиз и это колье, шубку, что в химчистке, и маленькую букашечку, что припаркована возле дома. Да даже этот фикус, на фоне которого она так любит делать селфи. Жалко было всё, ну, пожалуй, кроме мужа. Он вообще сам во всём виноват, знал, на что шёл!
И должен ответить за то, как он поступил с тонкой девичьей душой, нагло пользуясь ее телом и честью!
«Да что там думать, не просто ответить, а умереть, только так он сможет смыть с себя вину за совершенное преступление»,– шептал ей внутренний голос, а может, и не внутренний, может, это был очень знакомый голос, что страстно прижимал её к себе до мурашек и слабости