как лил все утро, так и не думал останавливаться. Но держать Марка взаперти было совершенно невозможно: все-таки существует предел допустимого шума, при котором можно воспринимать информацию. Ладно, последнее предложение сказал папа, но я с ним согласна: как можно что-то слушать, когда кто-то громко и не переставая кричит? Ну то есть поет, а не кричит, но дела это не меняет.
Мы быстренько созвали семейный совет, и было решено выпустить тигра на свободу. Мама залезла в шкаф и извлекла оттуда маленькие резиновые сапоги и непромокаемый комбинезон с нарисованными на нем грибами. Вообще-то это мои сапоги, которые потом носила Кира, а потом уже они перешли к Марку. Они были ему немного великоваты, а из-за комбинезона с капюшоном он казался похожим на лесного гномика. Вы бы видели его счастливое выражение лица, когда мама вынесла его из трейлера и поставила на мокрую траву! Он радостно рассмеялся, потопал ногами, произведя огромный фонтан брызг и закричал: «Уя! Гуять! Мак гуяет!» Сказав эту небольшую речь, он отвернулся и побежал со всех своих маленьких ног по мокрой траве под проливным дождем. Мы с мамой стояли под зонтом и смотрели на это безобразие, а Кира с папой допивали чай внутри.
Трава доставала Маркенцию до колен, а сапоги, как я уже писала, были не совсем по размеру, так что неудивительно, что скоро он поскользнулся и с разбегу бухнулся в лужу. Я зажмурилась, ожидая пронзительного плача и криков «Мама! Бойно! (больно)», но было подозрительно тихо. Вдруг что-то случилось? Наверное, мы с мамой одновременно это подумали, потому что обе сорвались с места и кинулись к нему. Вот какую картину мы увидели: Маркенций лежал в луже на спине, шлепал руками и по воде и улыбался. Увидев нас, он хитро засмеялся и сказал: «Апакатикамана». Но удивительное дела: он в первый раз сказал это слово с утвердительной интонацией! Так что же, неужели Апакатикамана – это значит валяться в луже в резиновых сапогах и комбинезоне с грибами, шлепая руками по воде? Не знаю, какая муха меня укусила, но я, недолго думая, тоже плюхнулась на мокрую траву рядом с Марком и закричала «Апакатикамана!», а потом и – вы только представьте себе! – мама последовала моему примеру. Подоспевшие на крик Кира с папой посмотрели на нас как на сумасшедших, но, когда Марк снова сказал: «Апакатикамана, уя! (ура!)», они поняли, в чем дело, и тоже повалились на траву с криками: «Ура, Апакатикамана нашлась!» До сих пор отлично помню эту картину: мы все, мокрые насквозь, валяемся на траве, сверху нас поливает дождем, и по всему небу раскинулась огромная двойная радуга. Может, Апакатикамана – это двойная радуга?
Наконец мы набегались всласть и, естественно, насквозь промокли. Папа немедленно приготовил свой целебный имбирный напиток и заставил всех нас его выпить. Даже Марк, который обычно подозрительно относится ко всякой необычной еде и напиткам, под папиным суровым взглядом не решился капризничать и немножко выпил, всем лицом выражая неудовольствие. После этого он был благополучно уложен спать, а мы всей компанией устроились рядом с ним на кровати под теплым одеялом и продолжили чтение Всемирной истории. Мы так увлеклись, что и не заметили, как дождь закончился и наступил