и идеально наманикюренным ноготком ткнула в запись, которую дала ей Мэдди, одними губами произнеся: «ПП двадцать семь?»
– Посадочная полоса двадцать семь, – еле слышно ответила Мэдди. – Скажи, «посадку разрешаю, посадочная полоса двадцать семь». И скажи, если у него остались бомбы, пусть сбросит их в море, чтобы не взорвались при посадке.
В диспетчерской стояла тишина, всех словно загипнотизировали резкие, отчетливые инструкции на непонятном языке, которые элегантная радистка произносила с привычной властностью большой начальницы, и страдальческие, столь же непонятные задыхающиеся ответы мальчишки в подбитом самолете, а Мэдди строчила указания в блокноте, где оставалось все меньше свободного места.
– Вот и он! – выдохнул дежурный офицер, и все, кроме Мэдди и радистки, прикованных к наушникам и телефону, бросились к низкому окошку посмотреть, как неуверенно движется возникший в небе подбитый бомбардировщик.
– Когда он пойдет на посадку, просто скажи ему скорость ветра, – проинструктировала Мэдди, продолжая писать как заведенная. – Западно-юго-западный, восемь узлов, порывы до двенадцати.
– Скажите, пожарные службы уже выехали его встретить, – добавил дежурный офицер и хлопнул по плечу одну из девушек-диспетчеров: – Вызовите пожарных. И медиков.
Черный силуэт вдали стал больше. Было уже слышно, как кашляет и завывает его единственный поврежденный двигатель.
– Господи, да он шасси не выпустил! – ахнул молоденький лейтенант Давенпорт. – Он сейчас со всей дури об землю хлопнется.
Однако этого не произошло. «Хейнкель» аккуратно сел на брюхо, взметнув облако травы и дерна, и остановился перед диспетчерской вышкой, а навстречу ему понеслись пожарные и санитарные машины.
Все, кто стоял у окна, сбежали по лестнице и бросились на посадочную полосу.
Мэдди забрала назад свои наушники. Две ее коллеги уже вскочили и стояли у окна. Мэдди изо всех сил вслушивалась, пытаясь разобрать, что происходит снаружи. До ушей доносился исключительно рев сирен. С ее места в окно было видно только небо да ветроуказатель в конце взлетно-посадочной полосы, но не то, что происходит непосредственно внизу. С земли поднялся черный завиток густого дыма.
Королевна, или как там ее на самом деле звали, уже стояла у кромки посадочной полосы и не сводила глаз с истерзанного бомбардировщика люфтваффе.
Лежа на брюхе, он смахивал на большого металлического кита, только извергал из себя не морскую воду, а дым. За треснувшим плексигласом кабины радистке был виден молодой пилот, который отчаянно пытался снять с мертвого навигатора простреленный окровавленный шлем. На глазах у девушки техники и члены пожарной команды обступили самолет и стали вытаскивать оттуда пилота и погибших членов экипажа. Она наблюдала, как искреннее облегчение на лице пилота сменяется замешательством и страхом по мере того, как его все плотнее обступают люди в синей форме со знаками различия Королевских ВВС Великобритании.
Дежурный офицер-радист у нее за плечом еле слышно цокнул языком и чуть нараспев произнес:
– Бедный