одной бутылки должно хватить надолго.
Ну как ему, человеку, не страдающему неврозом (а я уверен, что он и на войне-то не был) объяснишь, что пять-шесть капель уже не помогает, и мне буквально приходится употреблять не менее трех рюмок в день?
Никак не объяснишь. Он продал мне одну бутылку. Надо как-нибудь заглянуть на Рынок, где кое-кто торгует опиумными настойками из-под полы.
Говорят, на Рынке они даже лучшего качества…
…и волна освободительного целебного тепла разлилась по моему телу. Пульсации боли теряли свой напор и ослабляли тираническую хватку своих твердых пальцев. Я обрел полный контроль над собой и каждой клеточкой организма чувствовал не гнетущую, а, наконец, приятную и надежную материалистичность реальности. Также я осознал себя важной, неотъемлемой частью этой реальности, видимой областью которой был кабинет моего агентства. Мыслям возвращалась точность и ясность. В какой-то момент мне даже показалось, что свет моего тренированного разума будто освещает кабинет. Но тогда я посмотрел в окно и убедился, что это лучи солнца нашли дыры в одеяле нависших над Городом туч.
Я был готов к работе.
Через некоторое время в дверь постучала секретарша.
– К вам клиент, – сказала она.
– Пусть заходит, – ответил я, улыбнувшись.
Секретарша вышла, и через полминуты в кабинет вошел одетый в черный сюртук молодой мужчина. В руках он держал цилиндр и трость. Росту он был чуть ниже среднего, но хорошо при этом сложен. Непослушные золотые пряди обрамляли его голову, в то время как ангельски красивое лицо было начисто выбрито. Он пытался (и, кстати, умело) создать впечатление человека улыбчивого и простого, но от меня не укрылось, что в его голубых глазах таятся печаль, тревога и ум.
Я вышел мужчине навстречу, и в знак приветствия мы пожали руки.
– Поэт, – представился он.
– Сыщик, – назвался я.
После того, как мы заняли кресла напротив друг друга, я попросил Поэта изложить цель его визита в мое агентство.
– Я бы хотел воспользоваться вашими детективными услугами, чтобы собрать информацию об одном подозрительном и наглом субъекте, – ответил он.
– Как зовут субъекта?
– Настоящее имя неизвестно, но представляется Богданом Евгеньевичем Зыменовым.
Поэт протянул мне визитку, на матово-белой поверхности которой черным шрифтом было выведено:
Б. Е. Зыменов
специалист по гриму
– Чем обусловлен ваш к нему интерес?
– Его навязчивым и оскорбительным интересом ко мне. Этот Зыменов активно увлекается моей биографией, пакостно и без спроса вмешивается в мою жизнь, и, самым очерняющим образом искажая факты из нее, пишет обо мне книгу, которую, по его собственному признанию, собирается опубликовать. Я бы не хотел, чтобы имя Поэта было оплевано, поэтому собираюсь найти и предать огласке такой компромат на Зыменова,