ым, а сейчас точно такой же – как будто бы время на него не действует. Поговаривают, что он нашёл какие-то тайные заклинания, которые как будто бы позволяют договориться с неминуемым. Да только брешут всё про это. Я-то сразу смекнул, что все наши механики не стареют – что-то есть в этом искусстве, которому они посвящают свою жизнь. А вот наши колдуны да шаманы наоборот выглядят, как гнилые сморчки. Так что магия тут точно ни при чём.
В детстве с другими мальчишками я облазил все закоулки нашего городка. Мы спускались на все подземные уровни, кроме закрытых шахт и тайных дверей со светящимися рунами на порталах. Я забирался на самую вершину башни с причалами для дирижаблей, и жуткий порыв ветра как-то раз чуть было не скинул меня вниз. После того случая я долго сидел дома и даже помыслить не мог о том, чтобы снова заняться какой-нибудь шалостью. Но потом всё вернулось на круги своя.
Однажды мы с моим названным братом Зигглем залезли на самый нижний уровень нашего города. Там было темно и страшно. Обычно в лабиринтах гоблинских пещер шумят всякие хитрые механизмы, горит огонь, жарко и шумно. Носятся посыльные, летают мелкие летательные аппараты – мы их называем механическими мухами – с посылками и письмами. Время от времени то тут, то там вырываются струи пара, который у нас часто используется для работы некоторых механизмов. Всё жужжит, скрипит, крутится и вертится. Голубоватые следы магических эманаций тоже иногда прорываются среди всей этой суеты. И, в общем-то, ты понимаешь, что находишься в центре обычной гоблинской жизни.
Но тогда с Зигглем мы залезли в какие-то глубины – недалеко от выработанной шахты с наглухо заколоченным входом. Мы крались по тёмному коридору. Темнота была – хоть глаз выколи, и Зиггль зажёг маленький синий огонёк магического холодного пламени, чтобы нам не было страшно и мы, хотя бы, видели друг друга. Коридор вёл на север прямо под гору, на отроге которой стоял на город. И было странно, что коридор этот был ровно горизонтальным – мы не чувствовали никакого уклона. Воздух там был застоявшийся, и я почувствовал тогда, что дальше идти нельзя, чтобы не отравиться тяжёлыми парами подземных газов.
Но мы пошли дальше, ведомые любопытством, а больше подгоняемые куражом – не ударить в грязь лицом друг перед другом. На всякий случай мы надели свои маски для подземных работ – у каждого гоблина должна быть такая с собой всегда, а то мало ли где он окажется и что может произойти. Мы шли дальше и дальше, и по моим прикидкам мы могли уже находиться чуть ли не в центре горы.
Наконец, мы наткнулись на железную дверь. Зиггль сделал свой огонёк чуть ярче, и я увидел тайную печать в виде руны Фирс прямо в центре круглого портала. Руна висела в воздухе в паре сантиметров от двери и мерцала еле-еле видимым тёмно-красным огнём. В те отроческие времена я не знал, что это значит, но даже тогда я понял, что лучше не приближаться. Атмосфера была наполнена угрюмостью и давила на нас. Мы стояли и тупо смотрели на эту дверь.
Внезапно я почувствовал, что на нас смотрят. Я медленно повернулся направо и увидел небольшую дырку прямо в стене. Я вряд ли увидел бы дырку такого размера и при солнечном свете, а если бы и увидел, то не обратил бы на неё внимания. Но тогда я вот так медленно повернулся и увидел её. А за ней светился отблеском голубого огня глаз. Я оторопел, замер и уставился прямо на него.
И тут глаз моргнул, а потом глухой дребезжащий голос произнёс:
– Вы что тут делаете?! А ну идите отсюда!
Как же мы тогда бежали. Пятки сверкали, наши башмаки, если бы не были подбиты крепкой сталью, сточились бы за раз. Мне кажется, что мы добежали до входа в этот коридор за десять минут, хотя шли в глубины не менее часа. Сорвав маски с лиц, мы тогда не могли отдышаться, а Зиггль повалился на пол и хватал ртом воздух.
Потом он спросил меня, как я увидел глаз в стене в такой кромешной тьме. Я сказал, что не увидел его, а каким-то странным внутренним чувством осознал, что на нас кто-то смотрит. Зиггль сказал мне, что мне надо бы посетить ведунью, но сам я тогда понял, что это была магическая эманация. Это был первый эпизод в моей жизни, который я помнил, когда через меня проходили слабые нити магии, наполняющей этот мир. Я никому этого тогда не сказал. Механики, в семье которых я жил, не очень-то и жалуют все эти магические штучки, хотя без них не обходятся – большая часть наших механизмов так или иначе работает вместе с эманациями.
Вечером я спросил мастера Гноббла, что значит красная руна Фирс, висящая в воздухе. Он строго посмотрел на меня и спросил, где я её видел. Потом, не дождавшись ответа, сказал, чтобы я больше никогда туда без разрешения и сопровождения не ходил, даже носа своего курносого там не показывал. Он даже выписал мне подзатыльник, да так, что у меня между ушами затрещало. Зигглю тогда повезло, я не стал сдавать его, что мы были там вместе.
Потом мастер Гноббл подобрел, раскурил свою трубку с душистыми травами и сказал, что это одна из тайных боевых рун нашего народа. Немногие, дескать, знают их истинный смысл, а на поверхности лежит то, что мы не должны ходить там, где есть такие руны. А если мы их увидим вдалеке, то следует беречься и возвращаться назад по той же дороге, как пришли. И вообще, не связываться с рунами красного цвета. И вообще, не болтаться по