свет мой сохраняет плоть нетленной.
Неувядаем, кто любим Селеной,
Вселенской красотою наделен.
Пусть говорят, что Ночь со Смертью – сестры
И что одна с другой неразделимы.
О, Ночь! Ты – жизнь. Одной тобой живу.
Придешь ли ты – Морфей покров свой пестрый
На мир набросит, лик явив любимый,
С которым я в разлуке наяву.
Вилланель
Играет Дафнис на свирели,
От зимнего проснувшись сна.
И горицвет цветет в апреле.
Весны дождавшись еле-еле,
Зане душа его полна,
Играет Дафнис на свирели.
Прелестны раздаются трели,
Когда приходит к нам весна
И горицвет цветет в апреле.
Как среброзвонкия капели
Нам звуки дарит тишина,
Играет Дафнис на свирели.
Так пусть, пока мы не истлели
И светит нам в ночи луна,
Играет Дафнис на свирели
И горицвет цветет в апреле!
«Созерцало озера зерцало…»
Созерцало озера зерцало
Зеркала венецианских глаз.
Ночь зерно Венерино мерцало.
Утром дивный свет его угас.
И умолк, растаявши в рассвете,
Светлых плакальщиц далекий хор.
На заре волхвуют в Назарете
Валтасар, Каспар и Мельхиор.
По границе серого гранита
Юный сон шагает в унисон
С песенкой, давно уже забытой.
Но тебе, тебе не снится он.
В некий час в стеклянной оболочке
Скажешь ты: «Мне странно встретить Вас…»
И сорвется окончанье строчки
В зеркала венецианских глаз.
«Усталых не смыкал я глаз…»
Усталых не смыкал я глаз,
Листая фолианты…
Пробили девятнадцать раз
Весны твоей куранты.
И вот опять перед собой
(Как будто не впервые)
Увидел в дымке голубой
Я очи голубые.
И Лидо, и песчаный пляж,
И Пьяцца ди Сан-Марко —
Вмиг дорисован мой пейзаж,
Как в сновиденье, ярко…
Нить
Переверни страницу в книге —
Голубокрылый мотылек,
Неся бумажные вериги,
Лежит, засохши, между строк
(Супруг возлюбленный Психеи
В который умирает раз?).
Александрийския камеи
Напоминают мне о Вас:
Ваш тонкий профиль Птолемея,
Под шлемом вьющаяся прядь…
Смогла двухцветная камея
Все краски мира передать.
Вот так ряды воспоминаний
Встают, как бы ряды зеркал.
И в них божественных сияний
Не раз я отсветы встречал…
Тростник
Полузакрытое полуоткрыто веко.
Нет, слишком яркий свет мучителен глазам!
И я, как тот маркиз осьмнадцатого века,
Склонивши голову,