и думать об этом боюсь. Может домой поедем? Бабушка говорит, что дома ты быстрее поправишься, – сказала Мария.
– Не бойся, мама, я не стану себя убивать. Я и так уже умерла… вчера утром умерла, – с каменным лицом произнесла Валентина.
– Господи, Валюша! Ну не мучай ты меня, родная. Ладно, я с врачом поговорю, домой пойдём. Идти-то сможешь? – спросила Мария.
– Наверное смогу. Иди, мама, поговори, – ответила Валентина, отворачиваясь к стене.
Мария вернулась через десять минут, Валентина сидела на кровати и собирала свои длинные волосы на затылке.
– Ну что, пошли, дочка, докторша разрешила идти домой. Галина пару дней будет к нам приходить и уколы тебе делать, – сказала Мария, складывая посуду в сумку вместе с полотенцем и ночной рубашкой дочери, которую та успела снять и надеть платье.
Валентина поднялась, но поморщившись от боли, согнулась, ухватившись за низ живота.
– Больно? Давай, я тебе помогу, – сказала Мария, поддержав дочь под руки.
– Не надо, мама, я сама. Не хочу, чтобы люди смотрели на меня, как на мученицу, – с трудом выпрямляясь, ответила Валентина.
– Хорошо, дорогая, не торопись. Мы потихоньку дойдём до дома, – ласково говорила Мария, убирая руки.
Они вместе вышли из палаты и пошли к выходу. На улицах почти никого не было, оно и понятно, почти все ушли на кладбище. Увидев пустынные улицы, Валентина облегчённо вздохнула.
– Ты всё же помоги мне, мама, идти больно, – сказала Валентина, опираясь на руку матери.
Та быстро обняла дочь за талию, помогая идти.
На кладбище народу собралось столько, что те, которые стояли последними, не могли видеть, как заколотили крышку гроба и поддерживая его с четырёх сторон белым материалом, опустили в могилу. Не видно было, как могилу засыпали землёй и обложили холмик венками и цветами, как Алевтина Борисовна, упав лицом на могилу, обняв землю, отчаянно рыдала и причитала. Как Егор Валерьянович, стоял с каменным лицом, не проронив своих мужских слёз, но Валерка, не стесняясь, молча плакал. Долго ещё стояли люди под тёплым солнцем, среди могил и крестов с ограждениями. Егор Валерьянович, наконец, нагнулся и помог подняться жене и обняв её за плечи, стал уводить от могилы сына. Женщины плакали, да и многие мужчины вытирали скупые слёзы, стыдливо опустив головы. Потихоньку, народ стал расходиться, только на улице, Алевтина Борисовна сказала, чтобы они шли к ней домой.
– Помяните, люди добрые, сына моего, Валентина Егорыча. Не дожил он до своего восемнадцатилетия, изверги отняли его молодую жизнь. Прошу вас, не откажите, – громко проговорила Алевтина Борисовна.
И люди молча побрели к её дому, где прямо во дворе были поставлены столы и скамейки, стараниями соседей и сестры Егора Валерьяновича, худо-бедно были накрыты столы, в доме тоже накрыли стол. На кладбище они не пошли, надо было жарить, варить, печь, готовить столы для поминок. Все, конечно, не поместились, оставшиеся стояли за калиткой и поочередно проходили на осводившиеся места. Так, до вечера проходили поминки