в его поведении некая неестественность, намеренный наигрыш. Вера смотрела на него и ждала, что он сейчас отбросит каталог и рассмеётся безумным смехом, а потом начнёт тыкать в неё пальцем, и глотая слова, утирая слёзы, орать: «Попалась! Попалась! Аха ха ха!». Она так разволновалась, что пальцы задрожали, она посмотрела на свою руку, державшую мобильник, и вздрогнула – увидела на экране телефона такое, что сразу забыла о каталоге. Пальцы кандидата, его пальцы, лежавшие на обложке каталога, выглядели ужасающе неестественно: уродливо длинные, обзаведшиеся двумя дополнительными суставами каждый, разбухшие от чёрной крови или гнили, увенчанные серыми матовыми звериными когтями – зазубренными пирамидками. Вера навела объектив камеры на самого владельца этих рук – на кандидата. Она, конечно, со страхом ожидала чего-то, но не такого окончательно абсурдного, просто невозможного. На неё с экрана её телефона пялились – не смотрели, а нагло, злобно именно пялились, – горящие, надутые жёлтым, нездоровым светом буркалы с сажевыми точками зрачков, лишённые век, нависающие над впалыми щеками, рискующими в любой момент отправиться в свободный полёт прямо в лицо Вере. Омерзительно. Само же лицо имело нездоровый серый оттенок в тон к цвету когтей, и было худым настолько, что все кости черепа выпирали так сильно, что рисковали порвать кожу. Рот, лишённый губ, безмолвно, как у рыбы, ни на секунду не находясь в покое, открывался, показывая на редкость крепкие зубы хищного ящера. Оживший труп опасного мутанта – вот самое близкое определение того существа, которое пришло к ним на собеседование.
Вера глянула поверх экрана и опять её обожгло, но теперь обожгло холодом. Кандидат на должность директора по продажам был на месте, был человеком, а не монстром, который внимательно, вопросительно смотрел на неё, ожидая, когда она начнёт фотографировать. Может он понимал, а может это Вера ничего не понимала. Она запуталась. Но кандидат оставался в человеческом обличие ровно до того момента, пока Вера снова не взглянула на экран.
– Ну что же ты не снимаешь? – сквозь шум бурлящей в ушах крови услышала Вера вопрос, заданный Марией.
В интонациях вопроса Вера различила издёвку. Тогда она посмотрела и на Марию сквозь камеру телефона. На неё уставилось такое же уродливое чудище, но только в женской одежде и с длинными волосами – сестра Франкенштейна…
Я держал в руках каталог и не понимал, что происходит с Верой. Сначала она зачем-то затрясла своим мобильником перед моим носом, словно поп кадилом, а потом застыла на несколько секунд в позе потревоженного рака-отшельника. А когда её отпустило, она посмотрела на Марию, и её прямо-таки заколотило. Вера, как дом, угодивший под удар землетрясения, заходила ходуном, вскрикнула, как чайка, попавшая под гусеницу бульдозера, и кинула в меня телефоном. На этом моё интервью и завершилось.
Первая ядерная
Почему-то из-за леса, именно оттуда, где, я точно знал, простиралось от опушки и дальше, до реки, поле, перепаханное вдоль и поперёк ещё весной, но так ничем к сентябрю и не засеянное, вылупилось,