на меня покосился. Пораздумывал немного, теребя аккуратно подстриженную, но уже начавшую отрастать бороду, после чего поджал губы:
– Ты запомнил тех, кто нёс тебя, юный Клеон? Имена, внешность, хотя бы голоса?..
– Лишь голоса, прозорливый Теокл. Но не дело рубить сорную траву, не задевая при этом корней. И… – Я как бы задумался на секунду. – … я хочу сам решить эти свои проблемы. Мне нужно лишь время.
Жрец покачал головой:
– Богатства твоей семьи, Клеон, многим не дают покоя. Когда-то мы вмешались, чтобы дать тебе шанс. Не прогадали, и милостью богов твоя хворь сошла на нет. – Очень точно, вот только боги не те, о которых ты, дедуля, подумал. – Но это теперь лишь значит, что жаждущие протянут свои руки с удвоенной силой. Тем более, что, как ты говоришь, им удалось даже подкупить служек храма…
– Слуги эти вполне могут происходить из семей моих недругов. – Выдал я одну из обитающих в голове теорий, могущей подпортить врагам нервишки. Ну и пусть жрец лучше думает о кандидатах на роль подкупленных, чем о странностях со мной. – Но речь не о том, мудрейший Теокл. Я долго думал в ту ночь над тем, как можно поступить, чтобы не просто выжить, отдав недругам всё, что они хотят, но выйти из положения с достоинством. Боги исцелили меня, так для того ли, чтобы я извивался в грязи, точно дождевой червь?..
Теокл деловито покивал, оглаживая бороду. К этому моменту мы уже прошли в одну из главных зал храма Гермеса, и впереди замаячил алтарь, пробудивший во мне не такие уж и приятные, и что самое главное – свежие воспоминания. Формой он был точь-в-точь как тот, на котором успело поваляться моё бренное и мёртвое тело. И мне надо было как раз-таки к нему – дары-то я не жрецам принёс, а всамделишному богу, который их не постесняется принять… надеюсь.
Потому что иначе меня поднимут на копья и сбросят с храма-горы, аки ту ещё скотину.
– Не смертным пытаться понять их мысли и прозреть их планы, юный Клеон. Но я готов услышать твои измышления после того, как ты совершишь то, за чем сюда и прибыл. – Мягким и плавным жестом старик указал на алтарь, и я, ещё раз окинув залу взглядом, прижал к себе корзину и зашагал вперёд.
Хочется – не хочется, страшно – не страшно, а дело сделать надо.
Когда до алтаря осталось с пяток метров, на его матово-белой поверхности вспыхнуло не менее белоснежное пламя, появление которого попыталось заставить меня дёрнуться, но я подавил в себе этот порыв. Это тело не раз видело сий процесс, и бояться тут нечего: «своих» Олимпийцы не сжигают, и уж тем более не когда те преподносят им дары в благодарность за исцеление.
Остановившись в шаге от алтаря, я чинно встал на колени и на вытянутых руках протянул пламени полную снеди корзину. Смотрел в пол, отчётливо зачитывая выдуманную и заученную мою богам благодарность – как я счастлив и благодарен, как они велики и прочая, прочая. Мысли старался держать девственно чистыми, или же прокручивать там всё ту же благодарность.
Миг, когда пламя взрыкнуло и «лизнуло» мои руки, всё равно прошёл