жили неплохо, с чего ей вешаться вздумалось? – спрашивала другая.
– Видать, произошло нечто, что Наталья руки на себя наложила, грех-то какой, – со страхом глядя на тело, которое мужчины осторожно вынули из петли и вынесли во двор, говорила третья.
Но тем не менее, ответов на вопросы не находилось, тут же вызвали участкового, который был один на всю деревню. Но самоубийство женщины было налицо и дело закрыли. Наталью похоронили, а Иван, надев на лицо маску убитого горем, несколько дней ходил, словно сам не свой и ему поверили. Через месяц, он выбил для Ульяны пособие, которое сам же ежемесячно и получал, взяв с девушки доверенность и с чистой совестью продолжая жить и измываться над Ульяной, да и пил он много, но что соседи жалели его.
– Бедный Иван, так рано жену потерял, – говорила одна.
– И об Ульянке как заботится, словно о родной дочери, – поддакивала другая.
Тем временем, Ульяна помышляла о бегстве, терпеть дальше то, что творил Иван, она не хотела. Однажды, когда Иван в очередной раз пришёл сильно выпивший, уверенный в том, что Ульяна как огня его боится и никуда от него не денется, он принёс ей конфеты и на ходу раздев девушку, толкнул на кровать. Через час, Иван крепко уснул. Лёжа на кровати совершенно голый, свесив правую ногу с кровати он громко похрапывал. Ульяна тихо поднялась и прошла в свою комнату.
Она побросала в сумку вещи, которых было не так много, туда же бросила паспорт, совсем новенький, который ей выдали всего две недели назад. Выйдя в комнату, где спал Иван, она пошарила в кармане его брюк и вытащила деньги. От страха она дрожала, только что зубы не стучали, руки похолодели и дрожали.
Оглядываясь на Ивана, она пошла к выходу, как вдруг её взгляд упал на швейную машинку матери. Было непонятно, с чего, но приняв спонтанно решение, Ульяна резко успокоилась и взяла большие ножницы, которыми Наталья обычно кроила, они были очень большие и острые. Медленно подойдя к кровати, Ульяна схватила свободной рукой хозяйство Ивана и резко отрезала ножницами, под самый корень. Раздался отчаянный крик, присев на кровати, видимо рефлекс сработал, он бешено орал.
– Сука! Ааа! Больно-то как! Удавлю! – заорал Иван, прибавляя к каждому слову нецензурщину и схватившись руками за пах, откуда сквозь пальцы хлынула кровь. Его глаза готовы были вылезти из орбит от ужаса и боли.
– Тебе больно, да? Сдохни, мразь, – со всей злостью бросив то, что она отрезала и держала в руке, ему в лицо, ответила Ульяна.
Потом подошла к окну, откуда просачивался свет, взяла лист бумаги и ручку, быстро что-то написала и оставив на подоконнике, схватила с пола сумку и выскочила из дома, слыша за своей спиной громкие крики и ругательства.
Была глубокая ночь, девушка выбежав за калитку, бросилась от дороги в сторону реки. Лай собак слышался отовсюду, Ульяна, не оглядываясь, добежала до моста и перебежав мост, она зашла в лес. Ей было очень страшно, но возвращаться назад и в мыслях не было. Заходить дальше в лес она побоялась, могла заблудиться, поэтому быстро шла между деревьев, не упуская